— Ей стало плохо. Врача вызвали. Увезли… Полковник Муратов приказал подменить.
Блядство! Понеслось?..
На кнопке экстренного вызова у меня майор спецподразделения, у которого приказ подчиняться только мне.
Или, правда плохо стало? Не может же Муратов в лоб дичи натворить?
— Может, кофе?
— Нет, спасибо. Узнайте, где Татьяна. Сейчас же. Я хочу лично съездить и убедиться…
Наклонившись над своим ноутбуком несколько раз щелкаю по кнопке «отправить». Но иконка вай-фая мигает «нет соединения».
— А что с интернетом?
— Сейчас выясняю, — слышу её голос слишком близко за спиной.
Резко выпрямляюсь, чувствуя неожиданный укол в шею. Растерянно хватаюсь ладонью за это место. Разворачиваюсь, еще не осознав что это было, смотрю в глаза девице, они расплываются. Это инъекция?… Чувствуя, как всё плывёт, вертится, летит, выключается…
Глава 22. Коматоз
Размеренный цикличный скрип и покачивание. Почему скрип? Должен же быть перестук колёс. Я же в поезде… только прилег…
Но почему-то скрип. Как будто я не в поезде… а после операции на аппендицит в коматозе еду на больничной каталке… точно так же скрипела…
Но я же в поезде. Вот… только с Ванькой попрощались. Мне кажется, я еще чувствую его горячую ладонь в своей.
Голова ломит от недосыпа. Но ломит как-то иначе. Тупо… и глаза открыть нет никаких сил.
Еще часик посплю… И нужно садиться за документы по Эве…
«Свет слишком бьёт в глаза, даже через закрытые веки…» — отмечаю я, отключаясь.
Сны такие яркие…
Эмоции бьются в грудной клетке. Словно я опять маленький и не вижу необходимости контролировать это. Просто отдаюсь накатывающей радости и лёгкости.
И сон тут же трансформируется, показывая мне моё детство. Мяч катится по траве. Трава такая сочная!.. Словно пролили зелёнку.
— Серёга, давай пас! — детский голос брата, Андрюхи. А Ванька еще совсем маленький… в коляске…
Я пинаю по мячу. Он очень медленно летит, словно утягивая меня за собой. И когда он приземляется, я словно падаю на спину, вздрагивая всем телом.
На меня сверху смотрит Варя, жена брата. Её лицо расплывается. А нет… не Варя, это же Яра Ванькина со своими ухмылками. На лице появляется шрам вдоль уха… взгляд становится тревожнее… Эва! Не Яра. Ошибся. Но и не Эва. Цвет глаз и разрез меняется. Следом — изгиб бровей… Лицо снова течет. Губы полнее… и родинка на скуле… мушка! Как у барышень восемнадцатого века.
Незнакомка. Но очень красивая! Очень!! И взгляд такой… Я зависаю в нём!
Тянусь к ее лицу рукой, но рука проходит сквозь нее, как сквозь приведение.
Чувствую, как кто-то сжимает моё запястье. Рука становится очень тяжёлая. Я ее опускаю.
Снится отец…
Он ругает меня. Я вижу словно со стороны. Мне лет тринадцать…
— Пап, но это же не я!
— Ты старший, сын. Ты должен отвечать за братьев! Насколько ты будешь прикрывать их сейчас, пока они слабее тебя, на только же и они будут прикрывать тебя, когда станут равными. Вы — целое. Ты или не ты… Неважно! «Вы»! Значит, ты где-то не объяснил, не уберёг, не отговорил. А значит, и твоя вина есть. Как старшего!
А потом снятся похороны родителей… И как плачет Иван у бабушки в руках. А мы с Андрюхой уже взрослые. И стараемся не плакать. Отец бы не одобрил…
И потом опять меня швыряет то в детство, то в армию, но на дачу к бабушке…
Там дочка Эвы… маленькая забавная кудряшка… но я никак не могу вспомнить ее имя. Как я мог забыть?.. Мы же с ней вот… вчера общались… Я пытаюсь окликнуть ее, перебираю в голове женские имена и ни одно ни склеивается с ней.
— Серёжа… — слышу я женский голос с придыханием. То ли умоляющий меня о чем-то, то ли просто ласкающий мой слух. В груди все переворачивается и начинает трепетать.
Чей это голос? Он кажется знакомым и очень родным. Но не навевает никаких образов.
— Серёжа! — интонации меняются на тревожные.
Голос гаснет. В голове начинает шуметь. Я немного выныриваю из снов. Веки словно залиты гипсом. Не открыть.
Слышу голоса. На этот раз мужские и словно из бочки, гулко.
— Вот здесь все назначения, дозировки.
— Миорелаксант, психотроп… антидепрессант… нейролептик…Что ж так много всего?
— Кто из нас двоих врач?
— Да просто поинтересовался. Вроде как психотропы и нейролептики при травмах вместе не назначают.
— Вроде как… — пренебрежительно. — Меньше анализируй, больше работай.
— А кто он?
— Пациент. Меньше вопросов задавай, интерн. В нашей больнице любопытные надолго не задерживаются.
Мне хочется открыть глаза и встать, но пошевелиться я не могу.
Чувствую, как начинает жечь локтевой изгиб.
И потом я снова начинаю отъезжать в сны. Их много. Они насыщенные. Я устаю от них… И я где-то в пограничном состоянии. Вынырнуть в реал никак не получается.
Через какое-то время, чувствую прохладу.
Ощущаю, как мои веки оттягивают. Но сил поднять руку и отмахнуться нет. Двигаю пальцами онемевшей руки. С трудом разлепляю веки сам. Белый потолок….
С гигантским усилием поворачиваю голову.
Врач?..
— Я… где?
Язык еле ворочается.
— Вы в больнице. Не волнуйтесь мы Вам поможем.
— Что… со…
«Со мной»- сил сказать уже нет.
— Вы упали. У Вас травма головы. Чтобы не было кровоизлияния мы временно держим вас на препаратах. Вы чувствуете сонливость и слабость. Это нормально. Через некоторое время мы изменим терапию. Потерпите.
С трудом моргаю.
Какая травма? Где я упал? Я же в поезде ехал…
— Вы не помните?
— Нет…
— Что последнее помните?
— Поезд…
— «Поезд…» — записывает он себе в блокнот.
— Сколько… — делаю несколько вдохов, — я… тут?
— Третьи сутки. Отдыхайте. Всё будет хорошо.
Он регулирует что-то на капельнице и меня опять уносит в небытие…
Глава 23. Амнезия
— Сергей Алексеевич… — негромкий мужской голос выводит меня из небытия. Медленно открываю глаза. Всё белое…
Где я?…
Напрягаю пресс, чтобы подняться и осмотреться, но тело дрожит от слабости.
— Сергей Алексеевич, Вы в больнице. Не вставайте, не напрягайтесь, — давит мне на плечо.
