Жаль, что Настя не пришла…
Минут через десять слышу скрип двери, открываю глаза. Санитар. Молча заходит, показывает мне пачку Кэмела с зажигалкой и убирает в тумбочку.
Меня дергает, что может заметить там баллон с лекарством. Но он просто закрывает тумбочку и идёт на выход.
— Дверь не закрывай, — прошу его вслед.
Надо бы избавиться от «улик».
Снова закрываю глаза, хотя плющит от желания покурить. Пара затяжек Настиных лёгких сигарет больше раздразнили, чем покрыли дефицит никотина.
Стук её каблучков за дверью периодически организует мне тахикардию. Я настроен на этот звук, как на камертон. И несколько раз он очень близко. Мне кажется, что сейчас зайдёт, но она снова проходит мимо.
— Евгений Павлович, ключи от кабинета Главного у Вас? — слышу её голос. — Мне распечатать кое-что нужно…
Стук каблучков снова отдаляется.
В баллоне с физраствором уже половина…
Через некоторое время слышу снова знакомый стук. Сердце опять срывается! Поджимая губы прячу улыбку. В этот раз стук на мгновение замирает у моей палаты, тихий скрип двери…
Меня окатывает волной предвкушения и эйфории. Но бля… Я же как бы под препаратами! И решаю пока что посимулировать.
— Черт! — тихо вскрикивает Настя. — Я же сказала!!.. Не ставить!
Немного приоткрываю глаза, наблюдая за ней сквозь ресницы.
Крутит колёсико дозировки. Закрывает лицо ладонями, что-то тихо причитая. Неожиданно проводит рукой по моей лбу и волосам. Тихо ругаясь, вылетает из кабинета. Поднимаю глаза на капельницу. Подача лекарства перекрыта.
— Тамара Львовна! Инфузивный раствор для капельницы приготовьте. С сорбилактом.
— А кому?
— Себе поставлю. Отравилась я, кажется. Тошнота и слабость.
— До сих пор плохо?
— Да…
— Так давай поставлю тебе капельницу? Что ты мучаешься?
— Да я сама. Приготовьте и езжайте домой, у вас рейс последний, опоздаете.
— Ой точно… Задержалась я что-то. Сама себе не коли. Евгения попроси.
— Хорошо…
Их голоса отдаляются.
«Инфузивный?… Отравилась, значит?» — соображаю я. Что-то кажется мне, что не для себя ты этот раствор готовишь, Настасья Андреевна.
Снова слышу её каблучки. Заходит, прикрывая плотно за собой дверь. В руках еще один баллон с физраствором. Быстро смыкаю веки.
Та-а-ак… Что дальше?
Подглядываю за ее действиями. Переставляет его. А тот, что поставил я, убирает в сторону.
Интересное кино!..
Настя подставляет стул ближе. Садится рядом. Чувствую, как берет мою руку в ладони.
По груди разливается волна тёплого, пьянящего кайфа. И я стараюсь дышать медленно и глубоко. Но все равно получается слишком шумно и неровно. От запаха её парфюма во мне бьётся очередное пустое, но мощное дежавю. Ни одного образа! Но… Но, я помню это!
Что происходит?…
Я плаваю в каком-то информационном вакууме периодически врезаясь то в яркие дежавю, то в чувства, совершенно непонятного происхождения. И сейчас меня сминает от чувств!
Её пальчики скользят по моей ладони, а потом я ощущаю, как она вжимается в нее губами, оставляет поцелуй. Моя грудная клетка застывает, забывая втягивать воздух.
Ложится щекой на мою ладонь и замирает. Вау… Это так… головокружительно близко! Разве возможно такое чувство близости между незнакомыми людьми. Я не верю… Не двигаясь лежу, прислушиваясь к себе.
Пытаюсь вынырнуть из накрывающей меня чувственности и врубиться — а какого, собственно?… Не каждого же пациента ты так нянчишь, Настенька, когда он в отключке? Уверен, что это эксклюзив!
Это я тебе так внезапно симпатичен или ты врёшь мне, что не знакомы?
Через какое-то время отмирает. Еще один поцелуй в запястье.
Ну, не целуют так женщины посторонних мужиков. Не бывает такого!
Её ладонь ласково гладит меня по предплечью, скользит выше на шею.
Ну вот… а сейчас будет неловкий момент. Потому что, если с дыханием я, с горем пополам, еще как-то пытаюсь справляться, то со стучащим как отбойный молоток пульсом — нет!
И, как чувствовал, ее пальцы отыскивают колотящуюся вену на моей шее. Застывают…
О, блять…
— Не поняла… — бормочет Настя, вжимаясь пальцами точнее. — Как это может быть?!..
Подскакивает на ноги.
Чуть приоткрываю веки, наблюдая за тем, как она трясущимися руками надевает фонендоскоп и, дергая рубаху, прикладывает его головку к моей груди вместе с ладонью. И меня разгоняет еще сильнее от этого её прикосновения.
Испуганно выпрямляется.
— Евгений Палыч… — срывающимся на хрип голосом. — У нас тут… сердце!..
До меня доходит, что под такими препаратами, что в меня влили, сердце моё должно биться судя по всему очень медленно. И мою тахикардию Настя сейчас приняла за сердечный приступ.
— Евгений Палыч, — срывается к двери.
Резко присаживаясь, хватаю ее за руку. Наши руки натягиваются.
— Настя, подождите!
Вскрикивая от испуга, отлетает от меня на метр.
С шипением выдергиваю сбившуюся иглу.
Её глаза шокированно распахиваются. Делает глубокий вдох…
— Тихо! — строго хмурюсь я.
Делает шаг назад. Не оборачиваясь пытается нащупать ручку на двери.
— Нет! — подлетаю я на ноги.
Решительно захлопываю обратно уже приоткрытую дверь и сжимаю запястье поверх браслета.
— Стоять… — шепчу ей в губы.
— Настасья Андреевна! — из коридора. — Где Барковская?
Ее глаза распахиваются еще шире. Она запечатывает мой рот ладонью и сердито кивает на кушетку.
«Ладно», — киваю я в ответ.
Послушно падаю на место. Быстро сменив трясущимися руками иглу, Настя хмурясь и беззвучно двигая губами, словно ругаясь, пристраивает ее на место.
Дверь в палату открывается.
— А что Вы делаете здесь? — удивленный голос Евгения Павловича.
— Да я же просила Вас повременить, пока я закончу обследование, — распрямляется она, поворачиваясь к нему. — Вот, зашла продолжить… А он уже всё, в отключке. Только игла сбилась. Переставила. Пойдёмте…
Глава 29. Коктейль
Моя последняя пациентка на вечернем обходе. Старенькая Галина Михайловна, единственный пациент с амнезией, не считая Зольникова.
— Галина Михайловна, добрый вечер! Как Вы?…
