Меня дергает, что опять может залететь Настя.
Снимаю с шеи ее руки, подношу одну к лицу и демонстративно целую пальцы.
— До послезавтра…
В палату заглядывает опять какая-то медсестра или нянечка.
— Вам ужин сюда принести? Или Вы в столовую пойдёте? Там нет почти никого, всем по палатам разнесли. Так что никто не побеспокоит.
— Ужин уже?! — бросаю взгляд на окно. И правда темнеет. — В столовую. Не беспокойтесь.
Заодно и Настю поищу. Выпроваживаю Татьяну.
Веду пальцами по выглаженной одежде, что принесла Настя. Сверху медицинская маска и пакетик. В пакетике еще горяий бургер в упаковке и пара яблок. А Татьяна ничего не принесла даже. Выбиваю дробь по стене. С Татьяной — понятно. С Настей — нихера непонятно!..
Достаю бургер, сажусь на кровать, открываю свой бук… Надо звонить своим. Походу я встрял.
Глава 34. Бонус от Насти (Подстилка)
В полной тишине мы едем в машине. Глеб гнетуще молчалив.
Я закрываю глаза, пытаясь уснуть.
— Сука! — бьёт по тормозам Глеб, с яростью вдавливая ладонь в клаксон. — Куда прёшь?!
Вскрикивая, лечу по инерции вперед и врезаюсь в натянувшиеся ремни безопасности.
Глеб срывается на ругань, хотя обычно очень сдержан в таких ситуациях. Раздраженно лупит ладонями по рулю. И резко срывает машину с места, продолжая путь. Заторможенно смотрю в лобовое.
Чувствую кожей от него волны негатива и бешенства. Мне душно и холодно.
«Ты переживешь это! — настраиваю я себя. — Что бы сейчас не происходило. Ты переживаешь, выкрутишься. Вытащишь Зольникова, а потом будь что будет. Дальше — только молиться!»
Чтобы не было соблазна закончить эту историю, если вдруг я потеряю самообладание, я оставила свой заряженный шприц в кармане халата на работе. Мне туда очень нужно вернуться сегодня.
От того, что я посмела зарядить шприц чувствую не страх, а скорее облегчение. Ну сколько можно так?…Пока не было Сергея — смирилась. А сейчас так тошно, что… коктейль в шприце вызывает скорее энтузиазм, чем страх.
А страх вызывает другое. То, что сейчас будет дома. А я чувствую — будет.
Никогда не было. Но сегодня всё. Наша мирная реальность с Глебом больше не существует. Он не идиот… Он знает. Догадался. Считал! Подслушал! Не знаю… Но он знает про нас с Серёжей.
Когда он паркуется во дворе, я сама выхожу, не дожидаясь, пока откроет мне дверь. Скинув в прихожей каблуки, сворачиваюсь комочком на кресле. Я вымотана и физически, и эмоционально. Закрываю глаза…
Глеб заходит следом. Открывает бар, наливает себе ром и залпом выпивает стакан. Делает несколько шагов по гостиной — от лестницы к кабинету и обратно.
Ну вот… Началось.
— Настя… Мои люди поговорили с Ольгой, — глубокий вдох.
Бедная Оля!..
— Скажи мне, Настя: я когда-нибудь тебя обижал?
— Нет…
— Быть может, я уделял тебе мало внимания? Был неласков? Мало заботился? Мало одаривал?
— Нет.
— Нет… — еще один вдох, в попытке вернуть самообладание.
— Бил? Принуждал? Изменял? Унижал?
Сглатывая отрицательно качаю головой. Разводит руками.
— Тогда я тебя просто не понимаю, Настя. У тебя есть всё… Я дал тебе всё!.. Благосостояние, верность, любовь! Свободу тебе дал, защиту!!! — рявкает он. — Чего еще надо-то тебе дуре было?
— Ничего. Я очень благодарна, — срывается мой голос.
Может, я и правда последняя тварь? Не знаю… Он во всем прав. Он дал мне всё. Я не имела морального права желать большего, приняв его помощь и защиту.
Несколько раз Глеб задумчиво кивает.
— Благодарна? Может, ты забыла из какой клоаки я тебя вынул?
Щёлкает пультом, включая плазму.
Моё сердце заходится от накатывающей панический атаки. Это был очень страшный момент в моей жизни. Страшнее, пожалуй, только похороны жениха, на которые меня не пустили.
Но я поднимаю глаза на плазму и смотрю. Заставляю себя дышать ровно. Я. Все. Сделала. Тогда. Правильно.
И я смотрю, как моя рука скользит в кобуру, доставая ствол.
Опять зажмуриваюсь на выстрел. Звука нет, но я его помню.
Глеб ставит на паузу.
— Перемотай, пожалуйста на начало, — прошу я.
— Ты не в себе?
— Пожалуйста…
— Зачем? — меняется он в лице.
— Ну ты же зачем-то включил?
В гостиной повисает тишина. Я вижу испарину на его лбу. Его потряхивает. Пирогены и алкоголь — это очень плохое сочетание.
Перемотав на начало, он запускает еще раз. Разглядывая меня как какое-то странное насекомое, которое видит в первый раз.
И я опять на экране стреляю в пах ублюдку. Он загибается. Я помню его вопли и хрипы.
Я третий раз вижу это видео. Но в первый раз у меня возникает вопрос: а зачем полковнику было снимать на камеру то, что там происходило? Угрозы, домогательства, изнасилование… Это же компромат. Кто поставил эту камеру? Зачем? Как запись попала к Глебу?
Пауза всегда включается на одном и том же месте. Когда мразь падает и глаза его закрываются. Он там еще живой… иначе, глаза бы остались открыты…
Встаю с кресла, подхожу к плазме.
Вглядываюсь в себя.
Веду по экрану пальцами.
— Девочка совсем была… глупая… потерпела бы тогда эти десять минут его мерзкого тела, может и оставил меня в покое.
— Не оставил бы, — жестоко. — Была бы и дальше его подстилкой.
Опускаю взгляд…
— Я хочу увидеть дальше. Его смерть.
Глеб гасит экран. Выдергивает флешку. Убирает карман.
Ясно…
— Я не забыла, Глеб. У меня много памятников этому событию. Один из них — ты. И… я подстилка… не отрицаю. Только теперь твоя.
Мне наотмашь прилетает пощечина. Оглушает так, что отлетаю к стене и в полубессознательное состоянии стекаю по ней вниз.
Лицо онемело, всё плывёт… дезориентированно поднимаю взгляд.
Он оседает передо мной на колени, его всего трясёт.
— Я же тебя люблю, дура… что ты творишь?.. — сжимает до боли моё лицо в ладонях. — Я ради тебя, блять… такого намутил… во век не отмыться… тварь неблагодарная! Бабы… бляди! Все до одной!
— Прости… — беззвучно и равнодушно двигаю губами.
Во рту все солёно…
Кровь из разбитых губ течет по подбородку.
— Зачем?!.. Настя?…
