— А тебе папа не сказал?
— Нет, мы вообще говорим мало.
— Ян, послушай, давай будем взрослыми людьми.
— Ты сейчас начнешь говорить о том, что все было ошибкой и надо обо всем забыть? Можешь не начинать.
— Почему? — Кира так и замерла на месте с открытым ртом.
— Потому что это чушь. Я хочу быть с тобой, и я буду. И вот не начинай про возраст и всю эту поебень, бесит уже, реально.
А вот сейчас Кира начинала закипать. Какой-то пацан сидит сейчас перед ней и просто ставит перед фактом, мол, я хочу, значит, буду.
— Мальчик, ты, вообще, ничего не попутал? Я не одна из твоих подружек из Инстаграм. И не надо со мной вот так. Покувыркались, и хватит, было хорошо, но не более. Не надо так себя вести, это уже даже не смешно.
— Ты смотрела мой инстаграм? Радует. Понравилось? — Ян нагло улыбался, чуть склонив голову, так, что челка падала на глаза.
— Очень. Уходи, тетеньке в возрасте надо работать, у нее нет папы-олигарха, ей надо зарабатывать деньги.
Кира указала на дверь, сама подошла к своему креслу, села и, демонстративно взяв эскизы, начала их рассматривать. Если он не уйдет сейчас, она реально сорвется и выскажет все, что думает. Но ведь она разумная женщина и устраивать истерики перед пацаном, который на десять лет ее моложе, это дурной тон. Повисли несколько минут томительной тишины, Кира пыталась сосредоточиться, но не выходило, Ян лишь смотрел на нее и все больше понимал, что никуда он не уйдет, как бы не гнала и не загоняла себя по поводу возраста. Что за бред, вообще?!
— Все обдумала?
— Что? — не поднимая на него глаз. — Ты еще здесь?
— Конечно, здесь, — Ян встает, снимает футболку, кидая ее на стол.
— Так, вот это что началось? Ты зачем… что ты делаешь?
— Будем травить тараканов.
— Каких тараканов?
— Тех, что мешают тебе жить. А теперь уже и мне.
Кира смотрела на полуобнаженного парня в своем кабинете: загорелая кожа, совершенное тело, широкие плечи, узоры татуировок, — и не могла отвести глаз. Такой молодой, красивый, наглый, дерзкий. И почему ей не двадцать? Она бы влюбилась, как кошка. Но ей не двадцать, и поэтому надо думать головой, а не промежностью, слушать разум, а не сердце, вырывающееся из груди.
— Вот не надо сейчас тут устраивать стриптиз, я что, похожа на малолетку?
— Не похожа, но ты так настойчиво каждый раз напоминаешь об этом. Иди ко мне. У тебя крепкий стол?
— Ян, не смешно, одевайся и проваливай. Почему ты решил, что будет все по-твоему? Откуда такая уверенность? Или это такое странное воспитание английских частных школ для богатеньких отпрысков? Ты не можешь просто так приходить и пользоваться мной, я не игрушка.
— Я не считаю тебя игрушкой. Это в твоей голове такие странные определения себя.
— Да, а я считаю, потому что ты так себя ведешь. Все, Ян, не смешно, у нас разные жизни, миры, интересы. Секс — да, был шикарен, ты шикарен, фантастичен, кому-то повезет, та девочка хорошенькая, вы прекрасно смотритесь.
— О чем ты?
— Господи, Ян, вот давай не будем. Мне совершенно это все не надо, — Кира потерла виски, хотелось отмотать время назад и не чувствовать всего того, что она чувствует сейчас. Такое противоречие и конфликт между разумом и сердцем.
Не заметила, как Ян подошел, по-хозяйски прижал к себе, взял ее голову руками, заставляя посмотреть в лицо.
— Маринка — дурочка, ты ведь видела ее, в голове ветер и розовые единороги. Ты подумала, что мы вместе, а я вот так с тобой просто развлекаюсь?
— Да ничего я не подумала, больно надо. Это вообще не мое дело.
— Правильно, не думай так, никогда не думай.
«Я не развлекаюсь», — сказал, а у самого в горле стоит ком, Ян смотрит в глаза девушки, пытаясь уловить любое изменение ее настроения. — Чем больше ты думаешь, тем мне труднее тебя переубеждать. Кир, завязывай про возраст и всю эту херь, иначе точно отшлепаю. Так хочу тебя, колючка такая.
И тут он снова целует, не так, как совсем недавно, прижав к двери, иначе. Такой горячий, сминает ее губы своим голодным поцелуем, обжигает ими так, что ожог остается на самом сердце. Сразу нечем дышать, уши закладывает, в голове шум. И почему она должна верить его словам?
— Ян.
— Молчи. Сними лучше это все.
Глава 17
— Кира Витальевна, работаете во вторую смену?
— Что?
— Так это никто не оценит и не оплатит.
Поляков стоял в проеме открытой двери кабинета, Кира оторвалась от эскиза, посмотрела на мужчину, потом на часы. Семь вечера. Вот это она заработалась.
— Кошка из дома выгнала, — девушка отложила карандаш, потянулась, разминая затекшие плечи.
— Или, может, у вас тут рандеву? Говорят, что секс на рабочем месте усиливает остроту ощущений.
Вот хотелось ответить какую-нибудь пошлятину и гадость, но Кира сдержала себя, и так слишком много сегодня внимания на одного Полякова.
— Чего тебе, Олежек? — улыбнулась как можно приветливее.
— Что за пацан так сегодня кидался на меня, столько огня и экспрессии? Любовника молодого завела?
— Понравился? — в вопросе явный гомосексуальный подтекст.
— Совсем больная?
— Поляков, знаешь, почему у тебя нет баб? Ты такой банальный, до изжоги, — Кира потерла лицо, распустила волосы, стянутые с самого утра резинкой.
— А ты такая остроумная, что сил нет уже смеяться. Может, поедем, поужинаем?
— Нет, Олег, спасибо, домой надо, там животное голодное. Животное — это всего лишь кошка, а не то, что ты можешь подумать. Кстати, как там семейство Иваненко и их поле? Понравилась девчушка?
— Очень, взяла с меня обещание, что, когда она вырастет и тити у нее станут, как у мамы, то я на ней женюсь.
— Смышленая какая.
Надо с Олегом быть мягче, кто знает, что он там нафантазировал в своей черепной коробке, разнесет по всему офису сплетни. Олег махнул рукой и ушел, а Кира задумалась. Неужели ей так важно, что о ней подумают люди? Ведь всегда считала, что она вправе делать, что угодно, и плевать на общество и мораль, на сплетни и разговоры. Но это было в молодости, когда тебе восемнадцать или двадцать, когда тебе так легко бросить вызов обществу, послать всех подальше. Что же изменилось сейчас? Она стала смотреть на все под другим углом или другими глазами?
