Он видит лишь, как охранник отца склоняется над ним, как заглядывает тому в лицо, тут же трогая пульс на шее.
— Скорую, вызовите скорую. Быстро! Или врача, найдите врача.
Голоса словно отражаются эхом в голове Яна, вокруг суета. Арина, зажав рот ладонью, с размазанной по щекам тушью, испуганно смотрит то на него, то на лежащего на красивом лакированном полу своего несостоявшегося свекра.
Что вообще с ним такое происходит?
До чего он докатился? Чуть не ударил собственного отца, да какой бы он ни был, он пожилой человек, нельзя быть таким зверем, нельзя быть таким, как он сам.
Голова совсем не соображает, в груди все горит огнем. Ян смотрит сам на лежащего у кресла отца и не понимает своих эмоций. Затем началась еще большая суета, нашли доктора, что был именно в развлекательном комплексе, а у него необходимые для экстренной помощи препараты или уколы.
Реанимация ехала долго, Ян к тому времени вышел на улицу, в душе пустота, руки тряслись, сжал в кулаки, сунул в карманы. Хотелось выпить, жутко хотелось выпить и ни о чем не думать.
Где-то в кустах был слышен плач, пошел туда. Арина сидела на скамейке и вздрагивала от слез.
— Ты замерзнешь, иди в помещение.
— Ян, а если он умрет? Что будет, если он умрет?
Ян сел рядом, оперевшись локтями о колени, опустив голову на руки, взъерошил волосы. Ему сейчас, как это ни выглядело бы ужасно, было все равно, что станет с его отцом, все мысли были о Кире, о тех словах, которые, наконец, сложились хоть и в не до конца ясную, но картину того, что было в том году.
А все было фарсом, спектаклем, в который он, как глупый, ревнивый, погруженный в свои страхи пацан, поверил. Его опять использовали, как и сегодня, как и всегда, в своих интересах, но чужими руками.
— Ян? Что будет?
— Не знаю, но, Арин, у тебя все будет хорошо.
Сказал, а сам усмехнулся, может быть, когда-нибудь и у него все будет хорошо.
— Тебе не жаль отца?
— Жаль, жаль, что он так и не был мне отцом. Сука! — снова схватился за голову, сжав до боли волосы.
— Ян, ты меня пугаешь.
— Она была беременна.
— Кто?
Ян не ответил, в груди снова все горело и жгло, разрывая на части, надо было ехать, искать Киру, просить прощения, а он сидел и не мог сдвинуться с места.
— Это та девушка в черном платье, да? Я видела, как ты смотрел на нее, ты ни на кого так больше не смотрел.
Снова без ответа.
— Ты не любишь меня, я знаю, ты вообще никого не любишь, — Арина вздохнула, поправила волосы, снова вытерла слезы.
— Люблю, ее люблю. Всегда любил, только, глупец, поверил глазам, не спросив ничего. Оставил ее одну, не представляя, что ей было в сотни раз больнее.
Глава 39
— Вера, ты Киру не видела?
— Неа.
— Поздно уже, а ее все нет.
— Ма, она взрослая девочка, лет-то о-го-го сколько, не потеряется уже в родном городке. Что может произойти в нашей дыре? Максимум, туристы пойдут пьяные голые в море.
Худющая женщина, с ровно постриженными волосами до плеч, посмотрела на дочь, что сидела за стойкой ресепшена. Та со скучающим видом медленно жевала жвачку, накручивая на палец длинную прядь темных волос, и смотрела в телефон.
— Ой, Вер, волнуюсь я за нее, словно сердце разрывается, три недели, как приехала, и ходит, как неживая, словно зомби.
— Может, на работе что произошло или влюбилась? — девушка, наконец, оторвалась от телефона, посмотрела на мать.
— Смотри, ты мне не влюбись, а то нам хватило прошлого года и твоего Гришки-уголовника.
— Ма, ну чего опять-то начала? Дура была, молодая и глупая.
— Сейчас-то ума не больше.
В небольшом холле частной гостиницы на берегу Черного моря было тихо, кто из постояльцев уже лег спать, утомленный дневным солнцем, кто еще не вернулся из городских парков и кафе, где было так приятно посидеть в прохладе.
— Смотри, вот, тоже хозяйку потеряла. Привет, милая. Как ты, кушать хочешь?
Женщина присела на корточки и посмотрела на кошку, та лишь обвела ее взглядом, но не сдвинулась с места. Над входной дверью прозвенел колокольчик, женщины обернулись.
— Добрый вечер.
— Добрый, — сказали хором, только Вера игриво, а ее мама настороженно.
— Мне нужен номер или просто место для ночевки.
— А мест нет, — женщина поднялась, подошла к стойке.
— Ну, как нет, ма, ой, Евгения Николаевна, ну как же нет? Из восьмой сегодня съехал постоялец. Такой смешной был, вы представляете, варил пельмени в чайнике. Говорил, они так на вахте делают.
— Вера!
— А если нет, так я могу уступить свою комнату, сама перееду на чердак.
— Вера!
— Не стоит таких жертв.
Девушка замолчала, прикусив губу, облокотившись еще больше на стойку, поправила облегающую футболку. Мужчина лишь ухмыльнулся, было смешно смотреть, как совсем молоденькая девочка заигрывает, а мать при этом смотрит строго.
— Чуть что, сразу Вера. Живу, как на каторге, вы не поверите, — девушка закатила глаза и начала листать журнал.
— О, Офелия, привет.
Все дружно посмотрели вниз, на кошку с цепочкой в виде ошейника на пушистой шерстке, та медленно прошлась, потерлась, чуть касаясь ног мужчины, и села рядом.
— Чудеса. А вы знакомы с нашей принцессой? На ней даже есть трекер, чтоб отследить, где гуляет — Вера указала на кошку.
— Да, знаком. Очень близко, можно сказать, знаком. Мне нужна ее хозяйка.
— Кира? Так она…
— Вера, замолчи уже, наконец, иди, проверь лучше, отстирала машинка или нет. Как вас зовут?
Женщина проводила дочь взглядом и вновь посмотрела на стоящего перед ней молодого мужчину. Высокий, широкоплечий, черная мятая рубашка с закатанными рукавами, по одной руке тянутся красивые узоры татуировок. Наверно, только с самолета, уставший взгляд голубых глаз. Он не пытался понравиться или расположить к себе, как это делали другие посетители в разгар сезона, чтобы получить место.
