— Меня зовут Ян. Я могу увидеть вашу дочь?
— Для чего? Чтоб сделать ей еще больнее?
Ян не удивился такому вопросу, он бы и сам его задал, если бы дело касалось его детей.
— Нет, этого я не хочу и не стану никогда делать. Больше никогда.
Бросил дорожную сумку на пол, потер виски. Последние три недели вымотали так, что он чувствовал себя стариком. Скорая, реанимация, сложная операция, лучшие кардиохирурги страны боролись за жизнь его отца. А потом искусственная кома, из которой Кельмана-старшего так и не вывели.
Ян все время был рядом, сам не понимая почему, хотя должен был найти Киру, все объяснить, если она согласится его выслушать. Сказать ей, как он был глуп и слеп, должен сказать, пусть не поверит. Сказать, что любит ее, пусть не примет, сказать, что просит прощения, пусть не простит.
Но он все это время не вылезал из клиники или офиса компании, спал по несколько часов в сутки, надо было завершить слияние, подготовить и оформить все документы. Но когда три дня назад ему сказали, что отец скончался, не почувствовал ничего.
Долго прислушивался к себе и своим эмоциям, но было лишь сожаление, что отец так и не стал ему близким человеком.
А дальше была вереница людей в черных одеждах, соболезнования, скупые слезы друзей семьи, гроб из красного дерева, белые лилии на черной земле и высокий крест на могиле. Ян тогда подумал: «Странно, зачем здесь крест? Отец никогда не верил в Бога, он сам, по его же мнению, им был».
Но он сделал правильно, что остался, он сделал все правильно, тем самым он отдал отцу долг, больше он ничего ему не должен.
После похорон лишь два часа на сборы, долгое ожидание рейса, который постоянно задерживали, два литра кофе. Немного сна в самолете, и вот уже морской воздух оседает на легких солью, темная ночь, снова дорога, небольшая частная гостиница, принадлежащая родителям Киры, и ее мама, так с укором смотрящая на него.
— Я не знаю, где она, днем обычно дома, но как солнце начинает садиться, то уходит.
— Я поищу ее, вы не против?
— Нет, поищи, конечно.
— Вещи оставлю.
Ян не дослушивает ответ, быстро выходит, идет, сам не зная куда, по дорожке между невысоких деревьев. Достает на ходу телефон, наберет номер, который знает уже наизусть, длинные гудки, это уже хорошо.
— Возьми трубку, девочка моя, пожалуйста, возьми.
— Да.
— Кира! Кира! Скажи, где ты?
Тишина, слышно лишь ее неровное дыхание и еще шум прибоя.
— Ян?
— Кира, где ты? Я приду, скажи, где ты?
— На пляже. Ян, что ты… как ты здесь?
— В какой стороне здесь пляж?
— Просто иди на шум.
Кира посмотрела на свой телефон, ничего не понимая, потом по сторонам, но пляж был практически пустой, только вдалеке гуляла парочка влюбленных. Она долго за ними наблюдала, радуясь тому, что они счастливы.
Так теперь проходил каждый ее день, точнее, вечер и половина ночи. Жара и солнце днем утомляли, она была, как разбитое корыто, а еще иногда тошнило. Но вот вечером было настоящее удовольствие смотреть на закат, на то, как солнце десятками оттенков, от желтого до алого, переливается над морской гладью, а потом тонет в ней.
За три недели она много что передумала, окончательно убедившись в правильности решения приехать сюда, и даже кошку забрала у Светки. С работой что-то решит, не совсем бездарность она, к осени можно будет снять офис, дать рекламу, в конце концов, любителей фонтанов и павлинов хватает везде, можно и на них заработать.
Вся история, что приключилась с ней за этот год, казалась написанным кем-то романом. Молодой парень, сын олигарха, взрослая женщина, безумная страсть, интриги, шантаж, потеря ребенка, о котором она даже не догадывалась, слезы, новая встреча.
Но сейчас будет все иначе, сейчас будет все по-другому. Улыбнулась, накрывая осторожно ладонью живот.
Он шел широкими шагами по мелкой гальке, яркая луна освещала мужской силуэт, сердце Киры дрогнуло, прикусила губу, чтоб не заплакать.
— Кира! — Ян громко крикнул, остановился, вглядываясь в темноту.
Встала, пошла медленно навстречу, ведь потеряется опять, глупый такой.
— Кира!
— Ты решил поплавать ночью?
Ян замер на месте, Кира была совсем рядом, только руку протяни, но они словно онемели, а сам он потерял дар речи.
— Нет, я искал тебя.
— Зачем?
— Чтоб сказать, много что сказать, только не перебивай меня, я не мастер много говорить, но времени было достаточно, чтоб обо всем подумать и убедиться в том, какой я дурак, кретин и глупец.
— Я не перебиваю.
Морской ветер развевал ее темные волосы, луна освещала лицо, а Яну хотелось просто поцеловать ее, зацеловать всю, такую любимую, такую родную.
— Я целый год носил в себе придуманную боль, видя только себя, свой эгоизм, как обиженный ребенок, не замечая ничего вокруг. Не сопоставив все события, ведомый человеком, который так отлично играл на эмоциях других. Я же думал, что сам распоряжаюсь своей жизнью. Прости меня, прости за все, даже если не простишь, я буду говорить эти слова снова и снова. Прости, что тогда поверил своим глазам, ничего не спросив, просто увидел, что хотел видеть. Прости, что тебе довелось это пережить.
— Ты все знаешь?
— Да. У тебя хорошая подруга, — в лунном свете Ян был еще бледнее, под глазами темные круги, сухие губы.
– Ты очень изменился, ты теперь не тот наглый парнишка, что клеил меня в автосервисе на окраине, соблазняя и разглядывая.
— Совсем не тот. Давно уже не тот.
— Но мне так нравился он.
Ян лишь грустно улыбнулся.
— Как папа? — сама не поняла, зачем спросила.
— Умер, в вечер приема был приступ, несколько часов назад были похороны. Извини, я не мог приехать раньше.
Кира промолчала, снова повисла тишина, отвернулась к морю, по щекам текли слезы.
