В более утрированном понимании видений Мизеса и Хайека прогресс гарантируется в том смысле, что сильные и богатые вольны менять мир так, как пожелают. Эти новоявленные Наполеоны доказали свое превосходство над остальными и в силе, и в способности адаптироваться, а их богатства – тому подтверждение. К 2018 году половина богатств всего мира оказалась в руках всего сорока двух персон, демонстрируя распределение, какого не видали с ранних годов XX века
[184]. Джеф Безос, основатель Amazon и самый богатый человек на свете, ныне каждую минуту зарабатывает в разы больше, чем среднестатистический американец за год.
Сегодня частные семейства и компании (включая хедж-фонды и приватные фонды акций) контролируют активы и деньги в таком масштабе, который большую часть XX века был доступен лишь корпорациям с присутствием на бирже, которые возлагали на управленцев определенные обязательства в части прозрачности и фидуциарных функций. На старости лет Хайек совершенно открыто выражал свою симпатию к неравенству, идущему через поколения, намекая на евгеническое оправдание наследования:
«На самом деле есть серьезные причины думать, что некоторые общественно ценные качества редко приобретаются в одном поколении, но обычно формируются усилиями двух или трех поколений… Учитывая это, было бы неразумно отрицать, что общество будет иметь более качественную элиту, если не ограничивать восхождение одним поколением, не принуждать всех начинать с одного уровня»
[185].
В наш новый век колоссальных личных богатств миллиардеры, владеющие частными компаниями, такие как братья Кох, или Роберт Мерсер, хедж-фондовый миллиардер, спонсировавший различные альтернативно-правые и популистские кампании, включая издание Breitbart, обладают огромной политической автономией без необходимости доводить до общественности, как они ею пользуются. Facebook и Google теперь размещены на рынке акций, но их основатели сохраняют за собой мажоритарные доли. Для этих новых олигархов семья становится самым важным политическим и экономическим институтом, и они сделают все, чтобы эти крайности неравенства пережили их самих. Если в их возможности не входит добиться настоящего бессмертия (вроде того, на которое надеется Питер Тиль), то образование династии становится лучшим способом оставить финансовое и генетическое наследие.
Жить в мире, построенном по принципу дарвинизма, некомфортно всем, в том числе победителям. Даже великие триумфы конечны – как убедился сам Наполеон. «Основатели» и олигархи, что теперь доминируют над нашими экономиками, ощущают это так же глубоко, как и все. Зачем еще им так стремиться удержать свое богатство подальше от налоговиков, копить его для своих детей и внуков? Откуда такая неприязнь к естественному процессу старения? Те же психологи, открывшие склонность людей обращаться к авторитаризму, когда им напоминают о смерти, также обнаружили тенденцию к изменению характера в сторону материализма и стяжательства
[186]. В бесцельной тяге к накопительству они видят способ отрицать собственную смертность. Отсюда же проистекает ненависть многих людей к налогам на наследство, вне зависимости от того, достаточно ли оно у них велико, чтобы таковыми облагаться.
В финансовой среде наблюдается яркое воплощение той австрийской экономической программы, с постоянно колеблющимися ценами, реагирующими на каждый слух и каждую крупинку информации, награждая самого шустрого из инвесторов до тех пор, пока этот самый инвестор не оказывается на деле компьютерной программой. Те, кому доводится работать на передовой финансового трейдинга высоких ставок, редко рассматривают свое дело беспристрастным, объективным взглядом экономического эксперта, предпочитая говорить об этом как о подобии физической схватки, проверке самообладания. Даже физическое тело трейдера становится ресурсом, требующим поддержания и оптимизации с использованием препаратов, помогающих увеличить продуктивность и внимательность. Для тех, кто противостоит друг другу в такой среде, эмоциональные ресурсы, такие как храбрость, амбициозность, самооценка и банальная жадность, становятся бесценны. Все направлено на подавление непрерывной тревоги, вызванной тем, что мировой рынок – это машина, которая никогда не останавливается.
Однако нетрудно рассудить, что финальным состоянием этой австрийской идеологии является система, начинающая, наоборот, уничтожать рынок, во всяком случае, в его обычном понимании, согласно которому компании состязаются за возможность продавать что-то одному и тому же набору потребителей. Новые частные империи строятся для противостояния другим частным империям, атрибуты которых характерны скорее для государств, чем для типичного бизнеса. Миллиардер Илон Маск, к примеру, перехватил инициативу у НАСА и Европейского космического агентства и сделал полет на Марс частью личных предпринимательских амбиций. Взаимоотношения Amazon с розничным рынком уже походят скорее на вассальные, нежели конкурентные. Такие компании, как «Palantir» и «SCL», что при поддержке Мерсера основали фирму «Cambridge Analytica», подминают под себя коммерческую, политическую и военную стороны разведывательных операций. Право на насилие, задуманное Гоббсом строго для суверена, постепенно сползает в частные руки по мере того, как войны, тюрьмы, иммиграционная политика и пограничный контроль все больше обеспечиваются частными подрядчиками. Появляются нарушители порядка, стремящиеся свергнуть все существующие частные империи, лишь чтобы стать в итоге частным императором. Тот факт, что корпорации ныне практикуют все формы отслеживания, которых либертарианцы боялись со стороны правительства, не позволяет сомневаться в этом видении. Основным центром этих наполеоновских сотрясателей основ является Кремниевая долина, где главной целью является сформировать глобальную нервную систему, еще более чуткую к нашим чувствам, чем свободный рынок.
Глава 7. Война слов
От «фактов» к «данным»
Отвечая на вопросы в ходе встречи на Facebook в июне 2015 года, Марк Цукерберг очертил свое пугающее видение дальнейших направлений деятельности его компании:
«Я верю, что однажды мы сможем напрямую обмениваться друг с другом полноценными, яркими мыслями с помощью техники. Вам будет достаточно подумать о чем-то, и ваши друзья немедленно тоже это ощутят, если вы захотите. Это будет наиболее совершенная коммуникационная технология».
Подобное предсказание на тему телепатического общения оказалось не просто научной фантастикой, а чем-то вроде основ кадровой стратегии Facebook. Были размещены вакансии, где требовались инженеры для разработки «инновационных неинвазивных нейровизуализационных технологий» и «реалистичных гаптических симуляций полного погружения». Нейровизуализация – это технология обнаружения конкретных мыслей посредством сканирования мозга, а гаптика – наука о тактильном взаимодействии человека и компьютера. Одним из знакомых нам ее продуктов является манипулятор типа «мышь». Наконец компания Facebook вскоре наняла Марка Шевилета, прикладного нейробиолога из Университета Джона Хопкинса, и Регину Дуган, бывшую главой Агентства перспективных исследований в области обороны США (DARPA). По должности им было положено руководить разработкой «технологий плавного слияния физического и цифрового миров».
