Бенеш указывает, что исправление неправильного положения требует одновременного подтягивания и отталкивания, а проделать это одной рукой в тужащейся корове невозможно.
И, словно подтверждая мои мысли, мистер Эдвардс снова охнул.
– Черт! Опять упустил! Я отталкиваю сустав и хватаю копытце, но старая стерва тут же все втягивает назад. Вот так битый час, и у меня уже никаких сил не осталось.
Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу такие слова от этого закаленного силача. Но ему приходилось туго, в этом никаких сомнений быть не могло. Корова была могучим животным со спиной, точно обеденный стол, и она без усилия выталкивала руку фермера при каждой потуге. В Йоркшире редполы встречаются редко, но те, с которыми мне приходилось иметь дело, отличались упрямством, а сильными были, точно слоны. При одной мысли, что придется ввести руку в такую на целый час, я содрогнулся.
Мистер Эдвардс выдернул руку и на секунду прислонился к волосатому тазу. Корова словно бы даже не заметила усилий какого-то там жалкого человека, но у фермера вид был предельно изнеможенный. Он с опаской сгибал и разгибал пальцы, а потом взглянул на меня.
– Черт! – проворчал он. – Она меня здорово отделала. Рука у меня ну прямо ничего не чувствует.
Мне он этого мог бы и не говорить. Сколько раз я испытывал точно такое же ощущение! Даже Бенеш среди всех своих холодно-научных «репозиций», «пяточных предлежаний» и «противодействий» настолько нисходит до простых смертных, что указывает: «От выправляющего требуется много утомительных усилий». Мистер Эдвардс, безусловно, согласился бы с ним.
Фермер глубоко, судорожно вздохнул и нагнулся над ведром с теплой водой. Вымыл руки по плечи и повернулся к корове с выражением почти ужаса на лице.
– Послушайте, – сказал я. – Разрешите помочь вам.
Он скорбно мне улыбнулся.
– Спасибо, Джим, да только ты тут ничего сделать не можешь. Ноги-то выпростать надо!
– Я про это и говорю. Я умею с ними справляться.
– Что?..
– С вашей помощью. У вас найдется тонкая веревка?
– Да сколько угодно, малый, но я же тебе говорю: для такого нужен опыт. А ты ведь понятия не имеешь…
Он замолчал, потому что я уже стягивал рубашку. Да и вообще он так вымотался, что у него просто не было сил возражать.
Я повесил рубашку на гвоздь, торчавший в стене, нагнулся над ведром, намылил руки, и запах дезинфицирующей жидкости вызвал нескончаемый поток воспоминаний. Я протянул руку, и мистер Эдвардс молча вложил в нее кусок тонкой веревки.
Я намочил ее в ведре, быстро завязал один конец скользящей петлей и ввел руку в корову. А, да! Вот хвост, такой знакомый, свисающий между тазовых костей теленка. Мое любимое неправильное положение! Я провел пальцами по волосатой ноге почти со сладострастным чувством и добрался до копытца. Потребовалась секунда, чтобы надеть петлю на скакательный сустав, затянуть ее, а свободный конец пропустить сквозь копытную щель.
– Держите веревку, – обратился я к фермеру, – и начинайте ровно тянуть, когда я скажу.
Я прижал ладонь к суставу и начал отжимать его в матку.
– Тяните! – сказал я. – Но осторожно. Не дергайте.
Словно во сне, он послушался меня, и несколько секунд спустя из вульвы выставилась маленькая нога.
– Черт! – сказал мистер Эдвардс.
– А теперь другую, – пробормотал я, снимая петлю. И почти немедленно второе желтое мокрое копытце легло рядом с первым.
– Вот черт! – сказал мистер Эдвардс.
– Хорошо, – произнес я. – Возьмите ногу в руку, и мы его вытащим за пару минут.
Мы оба ухватили по ноге, откинулись… но могучая корова все сделала за нас. Поднатужилась, и мокрый извивающийся теленок очутился в моих объятиях. Я попятился и опустил его на солому.
– Прекрасный бычок, мистер Эдвардс, – сказал я. – Разотрите-ка его хорошенько.
Фермер бросил на меня ошарашенный взгляд, но свернул жгут из сена и начал обтирать новорожденного.
– Если вам опять придется столкнуться с подобным, так вот что нужно делать, – сказал я. – Толкать и тянуть одновременно. Для того-то и нужна веревка. Ладонью вы отодвигаете сустав, а кто-то другой его разгибает. Но заметьте, веревку я пропустил в копытную щель, и это очень важно. В результате острое копытце отгибается и не ранит вагинальную стенку.
Фермер растерянно кивнул, продолжая растирать теленка. А когда кончил, уставился на меня с удивлением, беззвучно шевеля губами. Наконец он сказал:
– Какого… откуда, черт дери, ты все это знаешь?
Я объяснил откуда.
Наступила долгая пауза, а потом он вспылил:
– Ох и прохиндей же ты! Что ж ты молчал, а?
– Ну… вы же не спрашивали.
Он поскреб в затылке.
– Так я не хочу лезть в дела ребят, которые мне помогают. Некоторые этого не любят… – Его голос замер.
Мы вытерли руки и молча надели рубашки. Прежде чем пойти к двери, он посмотрел на теленка, которого усердно облизывала мать, а он уже пытался встать на ножки.
– Бойкий малыш, – сказал мистер Эдвардс. – А мы бы могли его потерять. Большое вам спасибо. – Он обнял меня за плечи. – Ну, мистер дипломированный ветеринар, пошли ужинать.
На полпути через двор он остановился и расстроенно посмотрел на меня.
– Знаете, вы, наверное, на меня как на дурака смотрели: час копался у нее в нутре и чуть себя вконец не угробил, а тут вы беретесь и за пару минут вытаскиваете его. А я до того ослаб, что рукой шевельнуть трудно.
– Не в том дело, мистер Эдвардс, – ответил я. – Тут… – я мгновение поколебался, – тут не в силе суть, а в сноровке.
Он кивнул, потом вдруг застыл на месте и уставился на меня. Секунда проходила за секундой, и тут блеснули его зубы, загорелое лицо расплылось в нескончаемой усмешке, которая завершилась громовым взрывом смеха.
Он все еще заливисто смеялся, когда мы подошли к двери кухни. Когда я открыл ее, он привалился к стене дома, утирая глаза.
– Ну и черт же ты! – сказал он. – Поквитался со мной, значит?
Начинается новая жизнь
Наконец-то нас отправили в летное училище. В Виндзоре. На карте до него казалось недалеко, но поездка была типичной для военного времени: бесконечные остановки, пересадки, часы ожидания. Длилась она целую ночь, и спали мы урывками. Около часа я продремал на столе в зале ожидания на какой-то безымянной станции, и на этом жестком ложе без подушки я блаженно перенесся в Дарроуби.
Я трясся по ухабам проселка к ферме Нетер-Лийс, отчаянно вцепившись в баранку. Мне был виден дом внизу: над укрывшими его деревьями мелькала поблекшая черепичная крыша, а позади строений поросший кустарником склон уходил вверх к вересковой вершине.
