– Вы, ваша светлость, в Тодории человек новый, и я хотела бы кое-что вам объяснить. Уверена, вы прекрасно знаете, кто я такая. Я говорю сейчас не об имени и не о титуле.
Похоже, этот щекотливый момент меня смущает гораздо больше, чем ее. Ну, что же – если ей так нравится аттестовать себя в роли чьей-то (пусть даже и королевской!) любовницы, то это ее дело.
– Я люблю его величество, а он любит меня, – она сообщает это, глядя мне прямо в глаза.
Мы стоим на дорожке, по которой гуляют люди, но никто из них и близко к нам не подходит. Хотя я физически чувствую множество обращенных на нас любопытных взглядов. Еще бы – такая картина! Не удивлюсь, если кое-кто ждет, что мы с Клэр вцепимся друг другу в волосы.
– Рада за вас и его величество, – как можно более любезно отвечаю я.
Мне хочется еще добавить что-нибудь про ее мужа, но я понимаю, что лучше промолчать.
– А если вы, ваша светлость, надеялись занять мое место, – в красивых глазах герцогини сверкают молнии, – то оставьте эти пустые ожидания.
Быть может, я должна быть смущена или обижена. Но на самом деле мне смешно. О каком месте она говорит? Надеюсь, не о постели, а о сердце его величества.
– С чего вы взяли, что я на это претендую? – осведомляюсь я. – Я не давала для подобных намеков ни малейшего повода.
– Ах, перестаньте! – восклицает она. – Я вижу вас насквозь. Но сейчас я хотела поговорить вовсе не об этом. Вы, сударыня, осмелились влезть туда, куда не следовало. Предупреждаю вас – это может быть очень опасно. Вы – американка, и ничего не смыслите в европейской политике. Для всех было бы лучше, если бы вы признали, что взяли на себя слишком много, когда пообещали его величеству избавить страну от долгов.
– Вот как? – значит, она вызвала меня на этот разговор не только из ревности, но и в силу совсем других причин. – Неужели вы не хотите видеть Тодорию свободной и независимой?
Ее яркие губы кривятся в усмешке.
– Я буду с вами откровенна. Но учтите – если вы вздумаете передать кому-то мои слова, я от них откажусь, и вам никто не поверит. Да, я полагаю, что для Тодории будет наилучшим выходом стать частью Франции. И так думаю не только я. В Аларе очень сильны профранцузские настроения. Об этом говорилось уже давно, и думаю, его величество уже подписал бы соответствующий договор с Парижем, если бы не революция, которая спутала эти планы. Вы удивлены? Но разве странно, что король осознает, насколько маленькой и слабой страной он управляет? Мы уязвимы, а в лице Франции мы обрели бы надежного друга и покровителя. Да, его величество лишится короны, но получит спокойствие и достаток. Тодория станет герцогством, а Рейнар будет по-прежнему ею управлять.
– Управлять, повинуясь воле Франции? – уточняю я.
Герцогиня пожимает плечами:
– Ну, и что же? Ему выплатят за это достаточную компенсацию.
– Как, наверно, и вам? – я всё-таки не удерживаюсь от издевки.
Клэр и не думает отрицать:
– Да, возможно. В этой дипломатической сделке замешаны очень влиятельные персоны. И очень большие деньги. И я не советую вам нам мешать.
Теперь в ее голосе – уже неприкрытая угроза.
– Да, – добавляет она, – и не пытайтесь понравиться принцессам. Уверяю вас, их мнение при дворе ровным счетом ничего не значит. Вы видите – я с вами достаточно откровенна. Мне уже доложили, что вы стараетесь подружиться и с малышкой Эмили, и с Луизой. Напрасная трата времени, ваша светлость!
Красивая дрянь с ледяным сердцем.
– Вы жестоки, сударыня!
– Вовсе нет, – откликается она, – я просто не боюсь говорить правду. Эти девицы делают Рейнара слабее. А я хочу, чтобы он был сильным! И чтобы принадлежал только мне! Слышите, маркиза? Только мне!
Странное заявление для женщины, которая замужем совсем за другим. Хотя не мне критиковать здешние нравы. Пусть развлекаются как хотят. А вот принцесс мне искренне жаль.
40. Кое-что о коррупции
На Дикое озеро я приезжаю еще на рассвете – хочу лично проверить, всё ли готово к торжественному открытию. Помпезность предстоящего мероприятия меня, признаться, пугает. Похоже, на нем соберется не только вся местная знать, но и иностранные послы, и даже гости из близлежащих стран.
Я предпочла бы более скромную церемонию. Зачем так громко объявлять о том, что еще только начинает работать? Первый блин часто бывает комом, так стоит ли привлекать к нему внимание?
Я обхожу приготовленные для постояльцев номера – просторные и роскошные, как и всё, что находится в загородной королевской резиденции. Правда, мебель, постельные принадлежности и столовые приборы пришлось сменить – даже знатным посетителям негоже пользоваться вещами с вензелями его величества.
Мой взгляд падает на лежащую у бассейна стопку больших махровых полотенец.
– Это новинка, сударыня! – с гордостью говорит месье Дюбуа. – Их делают только в Турции. Они мягкие, словно пух. Таких вы не найдете даже в Баден-Бадене.
На них вышит рисунок, служащий чем-то вроде логотипа нашей компании – это была моя идея. Лебедь на фоне озера и гор.
– Не слишком ли дорогое удовольствие для нас? – я беру в руки одно из полотенец. – Да, не спорю – красиво, но можно было обойтись чем-то более дешевым.
Мой секретарь хитро улыбается:
– Ваша светлость, но вы же сами говорили – мы должны быть лучшими в Европе. К тому же, уверяю вас, я приобрел их по весьма разумной цене.
Качественная новинка по разумной цене? Я приглядываюсь к полотенцу еще внимательнее. Да, так и есть – ворс местами потерт – как раз там, где изображен лебедь.
Я не сразу понимаю, в чём дело, но когда понимаю, задыхаюсь от возмущения.
– Месье Дюбуа!!! Вы с ума сошли?
Он бледнеет, но продолжает улыбаться.
– Не понимаю, о чём вы, сударыня.
– Эти полотенца уже не новые! На месте этой вышивки прежде была другая. Как вы смеете обманывать всех нас – меня, его величество, наших гостей?
Алан берет полотенце из моих рук и вынужденно признает:
– Да, кажется, вы правы, ваша светлость, – он так ловко изображает удивление, что знай я его чуть похуже, непременно поверила бы ему. – Но уверяю вас, я и понятия об этом не имел. Я не могу лично проверять каждую партию товара, который привозят сюда.
На сей раз я не намерена шутить.
– Перестаньте врать, месье! Не сомневаюсь, вы закупили эти полотенца не просто так. Что вы поимели с этого?
– Сударыня! – его возмущение выглядит так же правдоподобно, как и удивление минутой раньше.
– Довольно! – я чувствую не разочарование, а усталость. Граф Помпиду был прав – мы не должны были связываться с таким человеком, как Алан. – Вы уволены!
