— Этот нож перед смертью подарил мне мой отец, — сказал Торак, обращаясь к толпе. — И я знаю, как этим ножом воспользоваться, чтобы доказать вам — раз и навсегда! — что я не Пожиратель Душ!
В ушах у него стоял оглушительный звон, пока он разматывал полоску кожи, обмотанную вокруг рукояти ножа. Наконец он снял последний слой, и кожа упала на землю, а он ударил рукоятью по ладони, и туда выкатилось то, что в ней таилось: небольшой камень, имевший довольно странную остроугольную форму. Поверхность камня так и полыхнула холодным красным светом.
Вождь племени Кабана невольно охнул.
Фин-Кединн крепче стиснул свой посох.
Люди вокруг молчали, глядя на Торака с ужасом и восхищением.
— Да, это огненный опал, — сказал Торак и поднял камень, чтобы его мог видеть каждый. — В нем сосредоточено все могущество Пожирателей Душ. Это последний его осколок. Когда-то мой отец расколол огненный опал. Да, это сделал мой отец! — И Торак гневно посмотрел на Махигана. — Ибо он презирал и ненавидел Пожирателей Душ! И ему удалось сломить их могущество! А теперь этот камень мой!
— Отдай его мне, — раздался чей-то тихий голос.
Торак обернулся.
Повелительница Змей стояла на скале прямо над Тораком. До нее было не более двадцати шагов. Ее лицо и руки были вымазаны священной зеленой глиной, принадлежащей племени Выдры. Она спокойно смотрела на собравшихся внизу людей с дротиками. Сама она, казалось, была начисто лишена всего человеческого, стала неуязвимой, недоступной…
По толпе пробежала дрожь: «Пожирательница Душ… Повелительница Змей…»
— Держитесь от меня подальше! — предупредила Сешру, простирая над толпой зеленую руку и грозя указательным пальцем. — Смерть настигнет любого, кто попытается причинить мне зло.
И столь велика была сила Пожирателей Душ, такой ужас внушала людям Повелительница Змей, что ни один человек даже не пошевелился.
— Отдай его мне, — снова сказала Сешру, глядя на Торака; голос ее звучал почти ласково, и ему показалось, что эта ласка предназначена для него одного…
Он с трудом заставил себя не смотреть в ее прекрасное, вымазанное зеленой глиной лицо.
Вдруг краем глаза Торак заметил какое-то движение. Волк, каким-то невероятным образом оказавшись прямо за спиной у Сешру, внимательно наблюдал за происходящим. Колдунья Волка не замечала, и Торак мысленно предупредил его: «Не подходи ближе!» Пожирательница Змей была слишком сильна — даже для Волка.
— Отдай его мне, — повторила Сешру.
Не в силах сопротивляться ее чарам, Торак поднял глаза и тут же забыл обо всем — о направленных на него дротиках, о Бейле и Ренн, о Фин-Кединне и о Волке. Сейчас на этом изуродованном бурей и наводнением склоне холма для него не существовало больше никого, кроме нее, Повелительницы Змей. И огненный опал вдруг стал таким горячим и тяжелым у него на ладони…
— Хорошо, — с трудом вымолвил Торак, — я отдам его тебе.
Толпа дружно охнула.
Торак медленно наклонился и положил огненный опал на камень между собой и Повелительницей Змей.
— Возьми его, — сказал он. — Он твой.
Черные губы Сешру приоткрылись в победоносной улыбке.
А Торак снова наклонился и поднял с земли увесистый кусок гранита. Глаза Повелительницы Змей расширились от ужаса: она поняла, что он хочет сделать. Но Торак, заметив, что Сешру выхватила нож и готовится прыгнуть на него, крикнул:
— Ну, что же ты? Бери его! Бери свой огненный опал!
Он видел, как Ренн, вложив в лук стрелу, прицелилась, готовясь выстрелить в собственную мать, но Бейл не дал ей этого сделать. И, выхватив оружие у нее из рук, сам прицелился и выстрелил. Торак еще успел увидеть, как Сешру, издав пронзительный вопль, упала со стрелой в груди; потом он замахнулся изо всех сил и опустил тяжелый камень на огненный опал, мгновенно превратив его в мелкие осколки.
Над окрестными холмами повисла мертвая тишина.
Кусок гранита выпал у Торака из рук, он в упор смотрел на Бейла, и тот, тяжело дыша и по-прежнему сжимая в руках лук Ренн, тоже смотрел на него.
Осколки огненного опала, точно живые, поблескивали на земле.
И Сешру все еще тянулась к ним, извиваясь, как разрубленная пополам змея.
Ренн кинулась к ней и, схватив горсть земли вместе с осколками огненного опала, втиснула этот грязный комок ей в руку. Затем крепко сжала ее зеленые пальцы и для пущей верности еще и обмотала их куском кожи, которым раньше была обмотана ручка ножа, принадлежавшего отцу Торака.
— Вот! — выдохнула она. — Возьми! Ты получила, что хотела! И пусть огненный опал умрет вместе с тобою!
И Сешру, не сводя глаз с алого света, сочившегося сквозь ее крепко сжатые пальцы, хищно оскалилась и прошипела:
— Это… еще не конец!
Кровь ручейком стекала у нее изо рта. Глаза ее медленно стекленели. И, наконец, души покинули тело колдуньи. Постепенно погасло и красное сияние магического опала.
И Фин-Кединн, подняв свой посох, суровым голосом возвестил:
— Пожирательница Душ мертва! И пусть все будут свидетелями: этот юноша более не считается изгнанником!
И вождь племени Волка, Махиган, после недолгого колебания согласно кивнул.
Затем кивнул отец Аки, вождь племени Кабана.
Затем Йолун, старейшина из племени Выдры.
Затем все остальные.
А Ренн все стояла на коленях возле Повелительницы Змей, все смотрела, как дождь смывает с лица этой женщины кровь и зеленую краску, и они грязными ручейками стекают на землю…
«Она слишком близко от нее сейчас, — вдруг подумалось Тораку. — Это опасно! Ведь души Сешру пока еще рядом со своей хозяйкой!»
И он, схватив мешочек со снадобьями, принадлежавший Ренн, вытряхнул на ладонь немного охры, взял Ренн за руку и, убедившись, что она все еще носит на указательном пальце свой оберег, обмакнул ее палец в охру и помог ей изобразить Метки Смерти у Сешру на лбу, на сердце и на пятках. А потом ласково обнял Ренн за плечи и увел ее подальше от трупа колдуньи. От трупа ее матери.
И вдруг толпа расступилась, кого-то пропуская к ним.
Шерсть у Волка на загривке стояла дыбом, губы были приподняты в грозном оскале. Он, настороженно ступая, подходил к телу Сешру — словно подкрадывался к чему-то такому, чего более никто видеть не мог.
Снова полил дождь, и сквозь его струи Торак увидел, как его четвероногий брат подпрыгнул, щелкнул в воздухе зубами, что-то схватил и бросился в чащу Леса, унося души Повелительницы Змей подальше от живых людей.
Глава тридцать седьмая
Стая уходила без него. Волк понимал, что так и должно быть, но ему все равно было больно.
