— Ну надо же… солёная. Даш, ты плачешь настоящими человеческими слезами?!
— Да ну тебя, — она не выдержала и засмеялась. — Что ты из меня робота какого-то делаешь!
— Ты не робот. Ты очень сильная и храбрая девочка. Я так хотел бы тебя сейчас крепко-крепко обнять… жаль, что нельзя.
Сердце у неё буквально разрывалось от нежности, признательности и любви, но Даша взяла себя в руки и не стала рыдать. Только не здесь, не в больнице, не в его присутствии…
Вечером в палату дружной, шумной и весёлой толпой ввалились коллеги Калинина по театру, и только после этого Даша решилась наконец поехать домой — теперь Павел не должен был скучать.
— До завтра, — быстро шепнула она ему на ухо, Павел чмокнул её в щёку на прощание. Глаза его оживлённо блестели, он забрасывал коллег и друзей вопросами, улыбался, шутил и вообще выглядел невероятно окрылённым. Видно было, что он уже жутко соскучился по театру и его атмосфере. Милка была права: танцы — его жизнь, даже больше, чем жизнь.
Даша попрощалась с медсестрой на посту, забрала из гардероба свой пуховик и вышла на свежий воздух. Утром немного вьюжило, а днём ударил крепкий морозец — и сейчас, пока Даша шагала по тускловато подсвеченной цепочкой фонарей дорожке, протоптанной между кустами больничного парка, под ногами у неё уютно поскрипывал чистый свежий снег.
Вдруг показалось, что за спиной негромко окликнули её по имени. Удивившись, Даша обернулась.
И в ту же секунду кто-то дёрнул её за руку, бесцеремонно стаскивая с тропинки — вбок, в кусты, в непроглядную темноту.
=96
Сначала она онемела от ужаса, но уже через секунду, опомнившись, пронзительно завизжала. Точнее — попыталась завизжать. При первых же звуках, вырвавшихся из её горла, крепкая сильная ладонь зажала ей рот — так, что Даша чуть не задохнулась. Неизвестный напал на неё со спины, поэтому девушка даже не могла увидеть его лица. Однако она не собиралась так легко сдаваться и смиренной овечкой ждать, пока её волокут куда-то в кусты: изо всех сил, какие только у неё имелись, Даша с яростью впилась зубами в эту ненавистную ладонь, стараясь прокусить её как можно больнее, одновременно отчаянно брыкаясь, лягаясь и извиваясь. Она понятия не имела, что с ней собираются сделать (убить, изнасиловать, ограбить?) и насколько опасным может быть сопротивление, мало ли — а вдруг у напавшего на неё урода есть оружие. Но инстинкт самосохранения подсказывал Даше только одно: ни в коем случае не проигрывать, не уступать с самого начала — это был единственный шанс спастись. Сбить злоумышленника с толку, спугнуть его, любым путём помешать осуществить задуманное… Потом могло быть уже поздно.
Неизвестный глухо застонал и со свистом выругался сквозь зубы:
— С-с-сучка…
Однако руку от её рта не убрал, и Даша ощутила во рту солоноватый вкус крови. Чужой крови… Её передёрнуло, к горлу подкатил комок тошноты, и она забилась в этой железной хватке с удвоенным упорством и отчаянием.
— Да тише ты, дура! — со злостью выдохнул незнакомец прямо ей в ухо. — Я тебе ничего плохого не сделаю, клянусь… Я хочу просто с тобой поговорить.
Даша притихла для вида, на самом деле ни на секундочку ему не поверив, но, стоило ему ослабить хватку, тут же извернулась и бешено пнула обидчика коленом куда-то в область паха.
— У-у-уй!.. — взвыл тот, сгибаясь пополам. — Да что ж ты трудная-то такая, а?! Идиотка…
Даша уже примеривалась, куда бы половчее засадить ему ещё один удар напоследок, а потом бежать отсюда со всех ног, до больницы рукой подать — там её спасение, но… в этот момент тот, кто напал на неё, поднял голову, и в тусклом свете фонарей стало возможным различить знакомое, хоть и порядком перекошенное от боли, лицо.
— Вы?.. — пролепетала Даша потрясённо.
На неё смотрел премьер Театра балета Марсель Таиров собственной персоной.
=97
Даша была знакома с Таировым, но скорее шапочно. Они дежурно здоровались в театре при встрече, но на этом всё. Она была в курсе, что Павел и Марсель, мягко говоря, недолюбливают друг друга, и прекрасно знала причины этой стойкой антипатии. Павел также поделился с ней своими подозрениями относительно чёрных букетов, но Даша не думала, что это дело рук Марселя. И всё-таки премьер внушал ей смутный страх. Было в нём что-то… дикое, звериное, необузданное.
— Ты совсем больнушечка, да?! — яростно прошипел тем временем Таиров, с трудом пытаясь разогнуться. — Чуть не покалечила… Ещё и кусаешься, ненормальная!
— А вы нормальный?! — возмутилась Даша, вмиг позабыв о своём страхе. — Выскакиваете из темноты и накидываетесь, тащите куда-то за собой, ещё и рот зажимаете… Что мне оставалось делать? Я решила, что это какой-нибудь маньяк.
— Ага, это хобби у меня такое — в свободные от спектаклей вечера подстерегаю невинных жертв, расчленяю и съедаю, — Таиров поднял прокушенную ладонь ближе к лицу, осмотрел в свете фонаря, покачал головой. — Хотя это скорее ты бы меня съела. Руку вон чуть не до кости прокусила, пиранья…
— Очень смешно, — Даша поёжилась. — И вообще, это была всего лишь самозащита. То, что я вас укусила…
— И возможно, лишила потомства, — проворчал Таиров.
— …Не отменяет странности вашего собственного поведения, — докончила она. — Что вам от меня надо?
— Сказал же: поговорить хочу. Это важно.
— А нормально подойти и объяснить — не судьба? Зачем подкрадываться в потёмках и пугать до полусмерти?
— Просто не хотел, чтобы меня кто-нибудь увидел и узнал, — нехотя пояснил он. — Я же знаю, что все… все наши сейчас у Калинина, — добавил он. — Не собирался попадаться никому из них на глаза.
— Хорошо, — яснее от этого путаного объяснения не стало, но Даша решила поторопить его. — Хотели поговорить — давайте, говорите. У меня не слишком много времени, я очень устала и спешу домой.
— Ну не здесь же, — Таиров выразительно осмотрелся по сторонам. — Или тебя привлекает эта романтика? Ночь, улица, фонарь, аптека…* — торжественно продекламировал он.
— А где? — Даша категорически не была сейчас настроена на лирику, всё ещё сердясь на Таирова за то, что чуть не довёл её до инфаркта.
— Ну… можем посидеть у меня в машине, я чуть поодаль от главного входа припарковался.
— Ещё чего! — возмутилась она от такого предложения. — Не сяду я с вами в одну машину… без свидетелей.
— Фу-ты ну-ты. Всё-таки боишься расчленёнки? Ну давай зайдём в кафе, рядом есть какое-то, я видел вывеску. Там народ, свидетели, — интонационно выделил он это слово. — Ничего с тобой не случится, обещаю.
— А чего это вы мне тыкаете? — рассердилась вдруг Даша. — Мы с вами вообще… едва знакомы.
— Ну извини, больше не буду, раз тебя это коробит. Кстати, тебе сколько лет, восемнадцать?
