Сжимаю кулаки так, что кости хрустят, Шамиль поневоле отступает назад и правильно делает. Наказан за то, что не справился со своей работой.
— Что скажу, то и будешь делать, пошёл, - отмахиваюсь я и встаю с кресла рабочего. – А вы давайте, жопы оторвали и вперёд, общий сбор, всех согнать и вооружить, мы идем свое забирать!
Анвар громко свистнул, подкидывая к потолку пистолет, ладно хоть палить не стал.
— Уроем второго Вяземского, — заорал он, ему весь вечер кровная месть покоя не давала.
Собирались мы быстро. Я хотел подняться наверх, поцеловать полотерку свою крепко в губы и белобрысую макушку, да не стал. Подумал вдруг, как это перед мужиками будет выглядеть…
— У нас точно крыса, - сплюнул я на месте.
Мы сами только полчаса назад узнали, куда ехать. Вяземский узнал вместе с нами. Потому что ворота склада нараспашку, толпа мужиков таскает ящики, с моим, мать вашу, оружием. Я поправил автомат — на дело пойду вместе со своими, коротко кивнул и вышел из машины. Время расплаты пришло.
В пылу боя я даже не почувствовал боли, лишь бок огнём обожгло. Подумал только - потом посмотрю. Всё потом, на ногах стою, значит жить буду, пацанов не бросать же. Кругом порохом пахнет, короткие очереди, чей-то отчаянный крик боли. Я кричать не буду, не девица на выданье. Стискиваю зубы и бегу. Вперёд, потом за угол — туда бежал, прихрамывая, Вяземского прихвостень-помощник. Вскоре вижу его спину, вскидываю автомат, сам себя торможу – от мёртвого толку мало, а он и так ранен. Подбираю с земли крупный камень, один меткий бросок, и мужик падает, как подстреленный. Подхожу, наклоняюсь, ногой переворачиваю на спину. Он, падая лицом ударился, вся морда в крови.
— Игнат где?
Не сразу может говорить, прижимает руку к ране на плече, пытаясь остановить кровь.
— Ушёл, - тихо шепчет. – Бросил нас и ушёл…
Я сплюнул. По рации подозвал к себе Анвара, порадовался, что живой, но ничего ему не сказал, много чести.
— Да все уже, - скалится он розовыми от крови зубами, видимо таки перепало. — Кого положили, кого просто прикладами и обезоружили. Вовремя мы, ни одного ящика вывезти не успели.
– Этого подлечить, - киваю на потерявшего сознание мужика у моих ног. — Живой нужен, знает много.
Анвар легко перекидывает его через плечо, как барана, и уходит. Я понимаю, что не даёт мне покоя. Вяземский ушёл, а у меня дома Белоснежка одна, почитай, с Шамилем только.
Звоню. Трубку не берет. А для меня, если подчинённые не взяли трубку, оправдание может быть только одно – умер. В то, что Шамиль внезапно помер верится с трудом. Кровь, только успокоившаяся после боя, снова закипает. Иду по складскому двору, тонкий слой снега, который выпал вечером, весь в алых пятнах.
Гоню домой, что с телами и ящиками делать, мои знают. Издалека вижу — дверь открыта. Это ничего хорошего не обещает. Бросаю машину, иду внутрь.
– Белоснежка! - ору на весь дом.
От этого усилия бок горит огнём, проступает кровь, течёт, тёплая. Шагаю, пачкаю кровью дорогой паркет и ковры и думаю - идиот. Я просто дурак. Все меня обманывали. И Вяземский, но от него и не ждал ничего хорошего. Но Шамиль? А Белоснежка, которая такой чистой казалась?
Такой смешной и чистой, что даже плевать было, что другой веры. И что отец её в моей груди дырку сделал, которая чуть к праотцам не отправила. Она стала для меня значить гораздо больше, чем случайная девчонка попавшая в постель. Таких было - не счесть. А Белоснежка особенная.
Была… Была и сплыла, потому что такая же, как и все. И злость накатывает – пусть катится! К своему дяденьке, к кому угодно, плевать, сегодня же себе другую найду!
Расстегиваю рубашку, смотрю на бок - выглядит отвратительно, ещё одна дырка от Вяземских, как привет с того света. Кровь сочится, нужно бы перевязать, нужно к врачу. Телефон звонит — Анвар. Все потом. Тяжело поднимаюсь наверх, в комнату, заведомо пустую.
Стою, Белоснежкой пахнет, вдыхаю полной грудью. Запах свежести, детского мыла, женщины, которая не умея соблазнять совсем, кровь в жилах кипеть заставляла. Упрямо говорю - будут и другие бабы. Дядю её убью, а эта…пусть под других стелется, там ей и место.
Шагаю к столу. Там в ворохе прочей ерунды лежит пластмассовая продолговатая штука. Задумчиво беру в руки, смотрю на две полоски, и только потом доходит. Эта информация меняет все.
– Тебе придётся очень хорошо прятаться, девочка, - шепчу я.
Глава 16.
Шамиль едет молча.
Я сижу на заднем сидении, всеми силами пытаясь сдержать слезы, чтобы не выдать себя. Иначе Шамиль заподозрит что-нибудь.
Не сразу понимаю, что держу ладонь на животе — там, где внутри прячется совсем маленькое ещё дитя Шерхана. От этой мысли тошно, я откидываю голову назад. За окном темно; мне хочется пройтись по асфальту, вдохнуть глубоко весенний воздух.
Нет никакого плана: я понятия не имею, как мне удастся избавиться от Шамиля, одна надежда на везение. Возможно, в парке я смогу отвлечь его внимание и сбежать.
В дядькином пальто, в кармане которого двести рублей и горстка мелочи…
Я так сильно занята своими мыслями, что не понимаю даже, куда меня везут; по большему счету, все равно даже.
Но когда машина тормозит, а Шамиль глушит двигатель, я сжимаюсь на заднем сидении, пытаясь стать незаметной.
За окном темно, я хочу разглядеть через тонированные стекла, где мы, и не могу. Это точно не парк.
Больше похоже на склады.
Вопросов я не задаю, страшно.
Шамиль молча выходит из машины, оставляя водительскую дверь распахнутой. А потом я слышу голос. Знакомый до боли.
— Ну, привез?
Шамиль бормочет что-то на своем гортанном, а после… после звучит выстрел. Его совершенно точно нельзя ни с чем перепутать. Я в панику держусь за дверную ручку, у него оружие, а мне не спрятаться, не скрыться.
— Был крысой, крысой и помрёшь, — говорит дядя громко. Садится на водительское место, бросает сумку тяжёлую на соседнее кресло. И ко мне оборачивается. На губах улыбка играет, жуткая, страшная, лицо перепачкано в крови. Мне орать хочется от ужаса, но слова застревают в горле.
