Придётся, видимо, ради такого случая заглянуть в глазок.
Оп-па. Никого. Быть того не может. А звонок тогда с чего звонит? Ладно, надо проверить.
Аккуратно открыв дверь и выглянув наружу, предварительно накинув цепочку (а то мало ли что), я не увидел ровным счётом никого. Посмотрев на звонок, чертыхнулся. Он был залеплен жвачкой, к которой был прилеплен небольшой конверт. Совершенно белый, без всяких картинок, индексов и уж тем более обратных адресов. Единственным опознавательным знаком была размашистая надпись: «Найт».
Найт… что-то знакомое. Где-то я это уже видел… Ой! Да это ж я! Но это невозможно! Это мой ник в Интернете, им я подписывался в разных дискуссиях, посвящённых вампирам и прочей чертовщине, в чатах и на почтовых сообщениях. Но, как я уже говорил, никто там не знает моего настоящего имени. Более того, уж точно никто не может знать моего адреса! Чертовщина какая-то.
Я проделал все операции, какие полагается проделать для проверки реальности происходящего: протёр глаза и ущипнул себя за руку.
Ау-у! — я немного перестарался с испугу.
— Опять ты что-то замышляешь?! — с этими словами передо мной появилась старушенция из соседней квартиры.
С этой старушкой я веду войну уже три с половиной года, с тех пор как переехал в эту квартиру. Всё плохое, что происходило в подъезде, по её мнению, было делом исключительно моих рук. В результате мне постоянно приходилось выслушивать обвинения во всём: начиная от перегоревшей лампочки и заканчивая убийством (было и такое, только в это время я был на «отдыхе» в Киеве, но это, видимо, не являлось достаточным алиби).
— Да как вы можете, Клавдия Степановна? Вы же меня знаете, — сказал я, одарив её самой любезной улыбкой, на которую был способен в столь ранний для меня час.
При ней я вообще старался как можно больше улыбаться. Это её особенно злило. И то правда. Как я смею ей улыбаться после того, как, по её мнению, именно я подло и со злым умыслом похитил её милую кошечку? Я лично подозреваю, что кошечка оказалась умнее, чем я думал, и смылась от старой брюзги подобру-поздорову. Более того, мне кажется, что в квартире ворчливой соседки даже тараканы передохли. Эта милая старушка доведёт кого угодно.
— Конечно, — завела она свою волынку. — А кто вчера в подъезде песни пел? Вон погляди-ка. До сих пор бутылки ваши валяются.
— А это не моё, Клавдия Степановна. Я пою так, что мне собаки подвывать начинают (на самом деле всё гораздо хуже, но зачем пугать старушку), и я не пью водку, — сказал я, покосившись на бутылки из-под «Привета», валяющиеся на пролёт ниже.
Да-а-а. Кто-то тут вчера хорошо погулял. А почему я ничего не слышал? Даже странно. Я вроде не спал, да и музыка играла у меня негромко (ну… относительно негромко). Определённо, что-то очень странное последнее время творится.
— Так я тебе и поверила, — сказала старушка, спускаясь вниз и подбирая бутылки (сдавать, что ли, пойдёт?), — вот как вызову милицию, она-то во всём разберётся.
Вот что меня всегда удивляло, так это её непоколебимая вера в наши правоохранительные органы. Особенно касательно их способности во всём разобраться. Сколько слышу эту угрозу, столько удивляюсь.
— До свидания, Клавдия Степановна, — с облегчением сказал я, прикрывая за собой дверь.
Что ни говори, а всё же любой устанет изо дня в день выслушивать обвинения в свой адрес. Пусть даже от безвредной старушки. Да ещё при этом умудряться сохранять на лице милую улыбку. Хорошо ещё, что остальные соседи не очень-то верят во все её сказки, а то моя жизнь в этом доме стала бы сплошным кошмаром.
Так. Я отвлёкся от главной проблемы. Выслушивая обвинения в свой адрес, я по инерции отлепил жвачку от звонка и положил за пазуху письмо. Что же в нём? И кто, а главное как узнал, что я и есть этот самый Найт? Да-а-а… День определённо испорчен, хотя он ещё даже толком не начался.
Вернувшись в комнату, я зашторил окна и включил музыку (тихо-тихо, ватт эдак на триста). В последнее время я стал видеть в темноте намного лучше и мог уже даже читать ночью книги, не включая лампочки. Экономия! За зрение я особо не волновался, потому что всё равно дальше его уже портить некуда. Так что полумрак комнаты ни в коей мере не мешал, наоборот, во мраке я отчётливее видел всю обстановку комнаты.
Моя комната — это вообще отдельная история. Три с половиной года назад я жил с родителями в трёхкомнатной квартире и ни о чём не волновался. Всё было замечательно и, в отличие от моих сверстников, я не стремился покинуть родное гнездо и отправиться в вольный полёт. Но в одно прекрасное утро родители меня обрадовали — они разменивают нашу замечательную квартирку на две помельче и поскромнее. Короче говоря, избавились от меня и отправили, помимо моего желания, в самостоятельное плавание по просторам жизненного океана.
Я окинул взглядом свою захламлённую донельзя комнатку и вздохнул. Не хватает женской руки, да и остальные части тела мне определённо бы не помешали.
Всюду валяются книги, даже телевизор едва виден за стопкой полного собрания Роберта Джордана (уже двадцать с лишним томов и конца серии не предвидится). Меня не перестаёт удивлять скорость написания и количество его книг, эдакая фэнтезийная «Санта-Барбара». Именно в стиле фэнтези и были все плакаты, развешанные по моей комнатушке, чтобы прикрыть результаты «евроремонта». Драконы, эльфы, маги, красавица Николь Кидман… ой! Это к делу не относится. Так о чём мы? Ах да…
Взяв конверт в руки, я заметил то, чего раньше заметить попросту не успел. В нём что-то лежало помимо самого письма. На секунду в голове появилась дурацкая мысль, что это бомба или вирус, который, по слухам, рассылают по почте, но потом я усмехнулся своему идиотизму и открыл конверт.
Из него вывалился странный перстень.
— Однако…
Признаюсь, есть за мной одна странность. Я привык иногда рассуждать вслух. Психолога вызывать не надо, это не так страшно, как кажется, бывает довольно редко и никому не мешает. К таким вещам быстро привыкаешь, живя в одиночестве и редко выходя из дому.
Откровенно говоря, последний месяц я вовсе из квартиры не выходил, а продукты только по телефону заказывал. Когда я стал вампиром, я просто опасался выходить на улицу. Сначала я боялся, что на кого-нибудь брошусь или просто сгорю от лучей солнца, а потом (когда понял, что с солнцем у меня остались дружеские отношения) просто стал себя чувствовать не таким, как все… чужим, что ли… Сейчас это уже почти прошло, но всё равно чувствуешь себя неуютно.
Осмотрев перстень, я заметил, что он не похож на обычные побрякушки, коих я насмотрелся, гуляя по рынкам с очередной девушкой. Перстень отливал зелёным цветом и, хотя он и не светился, мне показалось, что если на него долго смотреть, то немного режет глаза. На нём красовался странный рисунок в виде глаза с голубым зрачком и совершенно красным белком, как бы странно это ни звучало.
— Всё страньше и страньше, — пробормотал я, отложив перстень и достав из конверта лист всего с несколькими строчками рукописного текста на ветхой (старой?) бумаге.
