Насколько светская власть вообще боялась подвергнуть какому-либо наказанию инквизитора, свидетельствует история, приключившаяся в 1695 году в Барселоне, во время войны с Францией. Генерал-губернатор маркиз Гастаньяра арестовал по подозрению в шпионаже француза Баля. Но тут же инквизитор Антонио Санс-и-Муньос потребовал выдать Баля инквизиции на том основании, что против него имеется также подозрение в ереси. Получив отказ, он отлучил от церкви помощника генерал-губернатора. Тем временем маркиз запросил у короля Карла II указаний, как ему вести себя в этой ситуации. Король приказал изгнать Санс-и-Муньоса из Барселоны, но сделать это просто так генерал-губернатор не решился. Он вызвал инквизитора и до прочтения королевского письма добился у него хитростью обещания, что он в точности исполнит волю короля, какой бы она ни была. Узнав о содержании письма, Санс-и-Муньос заявил протест, но тем не менее выполнил данное слово. Дабы как-то сгладить впечатление от своего обмана, маркиз распорядился предоставить в распоряжение Санс-и-Муньоса карету, стражу и деньги на дорогу; кроме того, для инквизитора снарядили в порту особое судно. Все это говорит о том, сколь слаба была светская власть по отношению к инквизиции, — в военное время генерал-губернатор, арестовавший подданного противостоящей стороны, имея прямое указание короля, сумел избавиться от вмешательства инквизиции лишь обманным путем. И то великий инквизитор счел, что Санс-и-Муньосу причинено оскорбление; обиженный инквизитор получил назначение в один из наиболее влиятельных трибуналов, и король с этим согласился.
Столь же осторожно с инквизиторами предпочитали вести себя и высшие представители духовенства, к которым обыкновенные инквизиционные трибуналы без всяких опасений за последствия применяли порой самые решительные меры. В 1609 году в Кордове, например, инквизиционные служители ворвались в епископский дворец, чтобы арестовать там досадившего им церковного чиновника, который, как было всем ясно, ни в чем не провинился. Позже в деле приняли участие король, Супрема и Римская курия; чиновник был оправдан, но и кордовский трибунал ничем не поплатился за свою дерзость.
Столкновения между трибуналами и епископами часто принимали весьма ожесточенный характер. В 1667 году на острове Майорке служитель трибунала Дамето в церкви Св. Франциска убил своего шурина Вальехо, также служителя трибунала. Инквизиция арестовала Дамето, но так как осквернение церкви подлежало юрисдикции епископского суда, майоркский епископ Манхаре требовал выдачи арестованного. Между трибуналом и епископом возник спор, закончившийся взаимным отлучением от церкви, причем обе стороны свое собственное отлучение игнорировали. Великий инквизитор Нитхард, принявший сторону трибунала, потребовал, чтобы епископ немедленно явился к нему для объяснений, но епископ отказался исполнить приказание, мотивируя это тем, что инквизиция не имеет права судить епископов, и обратился за помощью в Рим. Нитхард сумел привлечь на свою сторону королеву Марию-Луизу и упросил ее написать арагонскому совету, чтобы он принудил епископа повиноваться великому инквизитору. Но арагонский совет ее просьбу не исполнил и, в свою очередь, 21 января 1668 года отправил королеве послание, где подробно остановился на печальных следствиях, которые неизбежно наступят, если светская власть будет поддерживать инквизицию в ее конфликтах с епископами. Нитхард не смирился, и Супрема возбудила преследование против епископа. Это вызвало сильное брожение в церковных кругах, поскольку никогда прежде инквизиция не судила епископа без специального разрешения папы. А папа, до которого дошла епископская жалоба, как раз вступился за Манхаре, заявив, что его отлучение не имеет силы. Амбициозный Нитхард, похоже, был готов на полный разрыв с Римом и надеялся, что светская власть его поддержит, но он явно переоценил свое влияние — Карл II не собирался заходить так далеко. Кроме того, против Нитхарда выступил, как мы знаем «князь моря» Хуан Австрийский. Просчитавшись в своих комбинациях, великий инквизитор подал в отставку. Но характерно, что преследование инквизиции против Манхаре не было прекращено, и лишь смерть епископа в 1670 году положила конец этому делу.
Можно сказать, что Манхаре еще легко отделался. Многим представителям высшей духовной власти, которые имели несчастье попасть в жернова инквизиции, пришлось куда хуже. Лучшей иллюстрацией этому служит дело Карансы.
Бартоломе де Каранса-и-Миранда родился в 1503 году. Двенадцати лет от роду он поступил в университет в Алькала-де-Энаресе, в восемнадцать стал монахом-доминиканцем, в тридцать один был назначен старшим профессором богословия и членом суда в Вальядолиде. В 1540 году в Риме он удостоился степени доктора и получил от папы Павла III разрешение на чтение запрещенных еретических книг. По возвращении в Испанию его имя уже было окружено ореолом славы. При созыве Тридентского собора в 1545 году Карл V назначил его одним из делегатов, и своей деятельностью на этом соборе Каранса приобрел широкую популярность во всем христианском мире. В 1554 году, когда будущий король Филипп II отправился в Англию с целью жениться на королеве Марии I Тюдор и таким образом вернуть британский остров в лоно католической церкви, он взял с собою Карансу как человека, наиболее способного содействовать успеху задуманного им дела.
Сам Каранса впоследствии гордился тем, что за трехлетнее пребывание в Англии обратил на путь истины, сжег и изгнал из страны 30000 еретиков. В 1555 году, когда Филипп отбыл из Англии во Фландрию, он оставил при Марии Карансу в качестве советника по религиозным вопросам. В Англии Каранса оставался до 1557 года, и не раз его жизнь подвергалась опасности, ибо многие англичане видели в нем главного виновника своих страданий.
Насколько велико было уважение и доверие со стороны Филиппа II к Карансе, показывает тот факт, что после смерти толедского архиепископа Силицео он назначил его на освободившуюся архиепископскую кафедру. Каранса отказывался от этого предложения, рекомендуя других кандидатов, но король настоял на своем, и Каранса вынужден был подчиниться. Как высока была его репутация, видно из того, что представление о назначении, посланное в Рим, было утверждено немедленно, без соблюдения обычных формальностей.
Это возвышение простого монаха на высшую ступень церковной иерархии в Испании стало ударом для многочисленных честолюбцев. Говорили, что великий инквизитор Вальдес сам хотел занять архиепископскую кафедру и испытал горькое разочарование после назначения Карансы. Такую же мечту лелеял Педро де Кастро, епископ Куэнки, который был уверен, что Каранса занял его место. Тут надо добавить, что Каранса вообще не пользовался симпатиями среди духовенства из-за своего желания реформировать испанскую церковь. Здесь ему противостояли многие; особенно опасного врага он имел в лице доминиканского монаха Мельчора Кано, который был лидером испанских теологов в то время. Между ними давно существовала взаимная неприязнь, и быстрое возвышение Карансы вызвало в душе Кано лишь чувство горькой зависти.
Каранса представлял собой очень удобную мишень для нападок со стороны тех, кто по тем или иным мотивам желал его гибели. Находясь в возбуждении, он говорил несколько сумбурно, и употребляемые им выражения иной раз придавали сказанному такой смысл, какого он и сам не предполагал в них. Еще в 1530 году монах Хуан де Вильямартин обличал его в сочувствии Эразму Роттердамскому, чьи сочинения незадолго перед этим были признаны еретическими, да и во время пребывания в Англии он своими речами не раз подавал повод к неблагоприятным для себя комментариям.
