А почему и нет? Это могло сработать. В теории. Девчонка согласна, прямо молит о смерти. Все по справедливости.
Но я знал. Понимал, никто не такое не отважиться. Отец не согласится. Остальные тявкнуть побоятся. Процесс запущен. Жертва заключена в плен. Отдает долг. Это уже не поменять. Не отменить.
Как бы я не хотел. Она не моя. Общая.
От такой истины саднило десна.
Но я сумел найти выход.
Выбор. Без выбора. Либо разделить добычу, либо заявить права по древнему обычаю.
Я сделал ее рабыней. Трахнул перед всеми. Заклеймил.
Я ревновал ее. Тогда. Там. Дико. Бешено.
Я приказал ей накраситься ярче. Рот разукрасить. Глаза. Чтоб не было видно лица. Чтоб как будто не настоящая она. Чтоб хоть как-то прикрыть. Оградить. Скрыть.
Я думал, после ритуала охладею. Протрезвею. Одержимость отпустит, разожмет когти, выпустит горло.
Нет.
Стало хуже.
Я как увидел ее на коленях перед собой. В той комнате. При всех. Так хуй и обмяк. Прошло желание ебать. Наступил настоящий ад. Потянуло ее обнять. От пола оторвать, на руки подхватить, прочь унести, от всего мира сбежать. Стать изгоем. Как брат.
Да только кто бы меня отсюда выпустил? Назад не уйти. Поздно.
Я не представлял, как стану ее раскладывать, как отымею при всей родне. Я не хотел. Впервые. Не хотел так. Я вдруг осознал, насколько слаб.
Я не мог защитить свою женщину. По-нормальному — не мог.
И если бы ее губы не коснулись меня, если бы дикую жажду не пробудили, зверюгу внутри опять не раздразнили. Нас бы там и порешили обоих. Без долгих разборов.
Младший братец первым бы в глотку вгрызся. А я бы его и не осудил. Правильно. Слабаков забивают. Сжирают. Туда им и дорога. Пусть подыхают.
Я не помню, как совет выдержал. После этого обряда. Все мысли о ней. Снова. Проклятье.
Отвез ее домой, но остаться не вышло. Уехал. Пришел на собрание, а перед глазами она. Опять. Одуревшая. И разуму никакого покоя. Еле дождался конца. Гнал обратно на скорости за двести. Путь перед собой не различал.
Как я обалдел, когда она мне в пах зарядила. Сил не пожалела. Вмазала по полной. А я даже боли не чувствовал. Дикая радость все отрубила.
Держится. Не сломал.
Моя баба. Царица. Женщина. Девочка. Моя, моя, моя.
Ну, не шлюха она. Хоть и гулящая. Укладывалась под других мужиков. Отдавала им тело. И все равно не шлюха. Чистая. Не могу объяснить. Чувствую.
Как она краснеет. Как мятется. Мается. Как бунтует. Рыдает. Вся такая… Настоящая?
* * *
Я пьян. Ее кровью. Собираю губами. Жадно. Никак насытиться не могу. Жажду еще. Вечно бы пил. И не напился. Горячая. Жаркая. Жгучая.
Клеймо так и манит. Распаляет. Дурь в голову бьет.
Я сразу хотел всю кровь с нее слизать. Еще когда резал на обряде. Аж челюсти сжимались. Еле удержался. Так бы и впился в нее. Зубами. Так бы и задрал. Заживо сожрал.
Рычу. Плоть ее мну. Мягкую, податливую.
И рот от этой нежной кожи оторвать не удается. Веду языком по линиям шрама. Зализываю раны.
Интересно, она везде такая вкусная?
Обхватываю за бедра, переворачиваю на спину, раздвигаю ноги.
Охает. Пораженно. Дергается. Слегка. Едва ощутимо.
Накрываю губами живот.
Вздрагивает. Уже четче. Будто трепещет. Мелко-мелко. Как затравленный зверек.
Я склоняюсь ниже и целую ее. Там. Где никогда никого не целовал. Провожу языком по влажным складкам. Вдыхаю пряный аромат.
Я такого не делал. Раньше. Никто не предлагал. Не рисковал. Бабы сами мне ртом приятное делали. Обслуживали аж причмокивали.
А тут…
Я умом помутился. И кайф поймал. Ошалел от чертовой девки. И даже думать забыл, кто ее в прошлом ебал, сколько чужих хуев она в себя успела принять до меня. Потом вроде опомнился, отстранился.
Но ненадолго.
Плевать, как раньше было. Кто драл. Куда. Когда. Главное — с этим покончено. Теперь каждая дырка только моя. Навсегда.
Я пробую ее. Как хочу. Губами. Языком. Нереальная. Идеальная. Жидкий огонь.
Она кричит. Будто хер одним ударом всаживаю. Рвется на волю. Безумно. Бешено.
Приходится сжать ее бедра, придержать в нужном положении, рявкнуть:
— Лежать.
Ты моя сука.
И я буду тебя пытать.
— Марат! — она всхлипывает.
Бьется подо мной. Под моим языком. Дико. Яростно. Будто на болт насаживаю. Натягиваю рывком. Вгоняю по яйца.
А я же ее не тронул. По-настоящему — не тронул. Не взял. Не подмял под себя. Не обработал свой трофей по достоинству. Как заслужила. Как напросилась.
Вот это новость. Никогда не думал, что баба так задергается от поцелуя. Задрожит. Разобьется. В судорогах утонет.
Но откуда я мог узнать? Разве стал бы пизду выцеловывать?
Кто бы мне такое предрек. Кто бы посмел намекнуть. Тот бы костей не собрал.
Я у девки между ног. Как пес. Покорный. Голодный. Бешеный. Раздвигаю языком складки, добираюсь до самой сочной части. Вылизываю. Облизываю. Зверею. От ее желания. Завожусь. Сильнее и сильнее. Свирепею.
Она пахнет как грех. Чистый. Порочный. Кипучий. И этот запах забивает собою абсолютно все. Разум дурманит. Туманит. Кровь бурлит. Бьет в затылок. В грудь ударяется. По телу растекается. Прошивает свинцом.
Я хочу трогать ее. Везде. Алчно. В запретных местах. Каждую точку хочу пометить. Зубами отметить. Заклеймить. Печать выгрызть. Насквозь пронзить.
— Марат! — вскрикивает и хнычет: — Марат, Марат, Марат…
Как от нее отлипнуть? Как оторваться? Выдрать бы с мясом. Вырезать. По живому.
Сука. Прочь. Из головы. Блядь. Проваливай.
Точно. Выдрать бы. Ее. Вырезать. Хером. Раз за разом. Чтоб вопила. Чтоб орала. Чтоб спину опять царапала. Гребаная кошка.
Как она течет.
Шлюха. Потаскуха. Гулящая баба. Грязная. Пропащая.
А я рта от нее не отрываю. Исследую. Изучаю. Гладкая. Бархатная. Точно шелком изнутри отороченная. Если усилить напор — порвется.
Даже зло берет. Столько долбился в эту плоть. Будто молотом обхаживал. Жестко. Одержимо. Взбесившийся зверь. Прежде. И я продолжу. Так. И хуже. Жестче. Как пожелаю. По-всякому. По-разному. Слишком дико ее хочу.
Будь она девочкой. Непорочной. Как бы я начал? Будь она моей невестой. Наивной. Невинной. Единственной женой. Будь это и правда наша первая ночь.
Глупая мысль. Опасная. Преступная.
