— Я знаю такой случай, — бросаю в ответ.
Один. Лет двести назад. Тогда сын рабыни вырезал всех своих соперников и даже родного отца до смерти забил. Мстил за мать. Смывал ее позор кровью врагов.
Для чего спрашивает? Рожать мне собралась?
Беру презерватив. Разрываю обертку. Раскатываю резину по стволу.
— Я бы хотела разобраться, — бормочет. — Лучше понять.
— Что?
— Все, что тебя окружает.
Нависаю над ней. Ладонями мне в грудь упирается. И жжет. Мясо прожигает. Вот этими своими гребаными ладошками.
Перехватываю запястья одной рукой. Отдираю от себя. За ее голову завожу. К постели прижимаю. Вдавливаю, вырывая всхлип.
И вбиваюсь в нее. Рывком. Растягиваю влажные створки. Вхожу до упора. Всем весом наваливаюсь и долблю.
Кричит. Стонет. Воплями распаляет.
Бьется. Как одержимая. Об меня. Подо мной. Дьяволица. Она свое получила. Теперь я хочу.
— Марат, — молит. — Прошу. Марат!
— Чего? — скалюсь. — Грубость не любишь?
— Люблю, — выдает как под дых бьет. — Если… если это ты. Пожалуйста, очень прошу, отпусти мои руки.
— Зачем?
— Разреши тебя обнять.
Пальцы сами разжимаются. Выпускают запястья. И снова сходятся. Складываются в кулаки. По обе стороны от ее головы.
Она обнимает меня. Бедрами двигает. Льнет. Телом к телу. Робко. Слабо. Сама на хер насаживается. Отвал башки.
Зарываюсь лицом в темные волосы. Вдыхаю запах. Рычание не сдерживаю. Позволяю зверю вырваться на волю. И отрываюсь по полной.
Я трахаю ее. Я голодный. Как никогда.
А буду ли готов? Отпустить. Убить?
Глава 51
Счастье. Такое просто и понятное слово. Стоит произнести вслух — внутри сразу станет тепло. Мягкие лучи окутают тело призрачной дымкой, подарят веру и надежду в лучшие времена. Окрылят.
Я всегда была уверена, будто счастье — непременно нечто светлое, хорошее, приятное твоей душе. Вдохновляющее. Ограждающее от невзгод.
Разве я могла представить счастье на грани агонии? Продирающее насквозь, раздирающее на части, камня на камне не оставляющее от привычной реальности. Разрушающее до основания, испепеляющее, выжигающее напрочь.
Я не считала себя грешницей. Но и святой не была. Обычная женщина с устоявшимися принципами и понятиями. Страсть никогда не кружила мою голову. Не случалось у меня безумных влюбленностей, никакого надрыва в прежних отношениях не наблюдалось, не накрывало одержимостью, не ослепляло похотью.
Всегда все развивалось ровно, практически полный штиль. Без ураганов, без цунами, без какого-либо буйства стихий.
Я не дурела от мужчин, не страдала от пагубной зависимости, не проходила сквозь все круги ада порочных привязанностей. Признаюсь честно, отметки в зачетке беспокоили гораздо сильнее личной жизни. Будущая работа волновала больше, вызывала острые переживания и эмоции.
А от плохих парней меня и вовсе отворачивало в момент. Мажоры, сынки бандитов и прочие мутные типы вызывали стойкое отвращение. Какие отношения можно с ними выстроить?
Да что там, я и Олега жестко отшила, распознала бабника и всерьез не восприняла.
Пожалуй, надо было еще жестче с ним обойтись. Послать его куда подальше и близко не подпускать. Вычеркнуть раз и навсегда, не оставляя ни единого шанса.
Ладно. Что уж теперь рассуждать. Поздно.
Все мосты давно сожжены. Горевать бесполезно. Даже глупо. Ничего ведь не изменится. Любые сожаления напрасны.
Я открыла новую себя.
Абсолютную незнакомку. Чуждую. Пугающую. Бешеную нимфоманку, сгорающую от дикого, кипучего желания, изнывающую от неутолимой жажды. Я забыла обо всех своих планах, целях, мечтах. Я связалась не просто с плохим парнем. Я попала под власть настоящего Дьявола. Живого. Реального до дрожи.
Моя голова забита только им. Ноль посторонних мыслей. Рабыня целиком подчинена господину. Постепенно он заполняет мой эфир, не оставляет свободных мест, порабощает окончательно. Ноль компромиссов.
Я вряд ли сумею собственную диссертацию понять. Сейчас. Я и не вспомню о чем пару месяцев назад писала.
Глупая самка. Животное. И эти определения уже почти не коробят, не вызывают отторжения.
Я его вещь. Его, его, его. Может, после протрезвею, проветрю мозг. Но пока я совсем не соображаю и упиваюсь этим бессознательным состоянием, наслаждаюсь, проникаюсь эйфорией. Очнуться не суждено.
Он действительно вытрахал из меня весь мозг. И гордость. И убеждения. И чувство собственного достоинства. Да все, вот совершенно все вытрахал подчистую и уничтожил. Но я не против. Теперь не против. Сломлена? Затоплена удовольствием? Растоплена экстазом? Трудно понять. Невозможно.
Марат брал меня раз за разом. Всю ночь. Беспрестанно. Трудился надо мной как отбойный молоток над наковальней. Не позволял из-под себя выползти, не разрешал соскользнуть с громадного члена. Четко дал понять: за каждое проявление нежности придется дорого заплатить.
Я лежу на животе. Без сил, без воли шевельнуться. Тело больше не принадлежит мне, отказывается подчиняться простейшим командам. За окном уже поднимается солнце, а я так и не сомкнула глаза, ни на секунду сном не забылась. В жарких объятьях подобное выглядит нереальным.
Марат мнет мои ягодицы. Грубо, жестко, действует по праву хозяина. Сжимает плоть до красных отметин, до синяков, клеймит своими обжигающими прикосновениями.
Он не овладевал мною сзади. Вернее, не овладевал тем своим излюбленным способом, гнусным и омерзительным, противоестественным. Зато ставил на колени, наматывал волосы на кулак и вбивался в лоно до упора. Долбил как безумный, ввинчивался внутрь так резко, что я дышать не могла. И поглаживал контуры шрама. Его явно возбуждали отметины от ножа на моей коже. Мой палач был постоянно на взводе, готов к бою. Его железная эрекция не спадала. Гигантский вздыбленный орган буравил меня как раскаленный металлический прут.
Эта ночь перевернула все. Расколола мой разум на части, разбила на сотни обломков, обратила в изувеченные фрагменты.
Я потерялась. Утонула в своих противоречивых чувствах. Мозг старался сражаться, а плоть предала моментально, сдалась и пала перед сильнейшим самцом, покорилась без сомнений и вопросов, с рабской готовностью.
Я запуталась, оказалась одна во мраке. И рассвет никак не помог, не спас мою заблудшую душу.
Марат прижимается к моей шее губами. Поцелуй выжигает. Слегка, мягко, однако очень ощутимо зубами кожу прикусывает. Будто зверька за холку прихватывает. Его щемящая нежность в сочетании с гремучей похотью враз кровь мне сворачивает.
Напрягшийся член упирается в мое бедро. Намек прямее некуда.
