Молчит. Отстраняется, укладывается рядом, опираясь на согнутую в локте руку, пряди моих волос перебирает.
— Марат, — выдаю неожиданно хрипло. — Я не… не понимаю. Объясни, пожалуйста, о чем ты говоришь.
— Кто станет сражаться за порченный плод? — спрашивает холодно.
Но это не вопрос. Это утверждение. Вердикт, который не подлежит обжалованию. Твердое намерение. Грядущий приговор.
Все кончено.
Я досталась ему порченной. Порочной. Испорченной. Запятнанной другими мужчинами. Пусть даже весь мой сексуальный опыт был получен именно в серьезных отношениях с моими парнями, это ничего не меняет. Я не девственница. Я не «чистая» девушка. В его представлении, по его безумным меркам. Я грязная шлюха. Падшая и пропащая. Я смела сосать член другим мужчинам. Я ложилась под других. Вот в чем моя вина.
А будь я… «чистой»? Я бы жила? Он бы боролся тогда? Послал отца к черту? Послал бы своих братьев и чокнутую родню? Бросил бы им вызов? Рисковал?
— Выходит, я не достойна, — закусываю губу до крови, сама того не замечаю, просто вкус крови ощущаю и еще сильнее завожусь. — Не достойна твоей борьбы?
Олег ранил меня куда меньше. Те идиотские обвинения в том, как мало я сопротивлялась и как легко и быстро сдалась мужику, который раза в три больше и скрутит кого угодно без лишних вопросов, звучали чересчур абсурдно. Шокировали, унижали, оскорбляли, но не рвали душу как куски, не раздирали в клочья.
А тут… я не девственница. Могла бы выжить, будь невинной и непорочной. Могла бы получить шанс, сохранив тело для единственного достойного мужчины. Могла бы. Но теперь ничего не поменять.
Проклятье. Как он смеет? После всего, что сделал со мной.
Марат отобрал у меня все. Сам. Лично. Отнял все остатки моей невинности. Обратил в настоящую шлюху. Заклеймил как животное. Как свою собственность.
И жалеет, что я не девственница? Что не дождалась его?!
— А ты где был? — бросаю яростно. — Почему раньше меня не нашел? Почему же не забрал свое? Кого ты трахал? Все это время. До меня. Более достойных? Невинных? Или никого не испортил?
Я отвешиваю ему звонкую пощечину. И еще. И еще. Я совершенно не задумываюсь о последствиях, полностью отдаюсь инстинктам, выпускаю гнев на волю. Усугубляю и без того тяжелое положение.
Марат ловит обе мои ладони. По очереди. Сперва одну к своей горящей щеке прижимает, потом другую. Освободиться не позволяет. Жаром опаляет. Держит крепко, не разрешает даже шевельнуться. А после на спину толкает. Мягко. И сверху опять нависает.
— Ревнуешь? — хмыкает.
— Чтоб ты сдох! — выплевываю ему в лицо.
— Ну, чего блажишь? — скалится. — Ты и сама жалеешь, что я не твой первый мужик. Только задницу как надо выебал. Остальное другим раздала.
— Ублюдок, — бормочу я. — Какой же ты больной ублюдок. Ты…
— Тихо, — обрывает. — Скажи то, чего я не знаю.
— Да лучше бы…
Рот мой ладонью накрывает, речь силой прерывает. Взглядом прожигает и пронизывает, душу вырывает напрочь.
— Шлюха. Заносчивая. Выебистая. Раздражающая, — произносит хрипло. — Но ты пришла и всех других баб для меня убила. И прошлых, и будущих. Вырезала на хер.
Это признание как удар грома. Грязное. Похабное. Вызывающее. Однозначно находится далеко за гранью приличия.
Но Марат бы иначе не признался. Каждое слово четко в его стиле. Заводит и будоражит, злит, доводит до точки кипения и в то же время обезоруживает, почву выбивает из-под ног, толкает в пучину токсического наваждения.
Я молчу. Просто не представляю, как тут можно ответить. Все слова резко заканчиваются, даже обвинять его больше не тянет, смысла нет. Ведь заявил сейчас как на духу — проняла, зацепила, пошатнула привычный мир. Не стал отрицать истину.
И что теперь говорить? Благодарить? Умолять? Все равно ход снова за ним. Ему делать выбор. Пусть сам решает, какую сторону принять в итоге. Чувства против долга. Чья возьмет?
Я смотрю на него. Без слов. Он тоже смотрит. Потом укладывается на кровати, крепко прижимая меня к своему разгоряченному телу. Окутывает теплом, изгоняет холод.
В моем глупом сердце опять загорается надежда. Идиотская. Наивная. Практически беспочвенная. Противоречащая всякой логике.
Если бы Марат решил меня спасти, так бы и сказал. Прямо. Если бы выбрал именно этот путь, ничего бы скрывать не стал.
Возможно, он сомневается? Гадает как поступить? Но разве это уже не является полным предательством… чувств? Его. Моих. Наших. Черт.
Затылок мучительно ноет. Голова раскалывается от боли.
Господи. Мне тошно думать. Муторно. Не хочу. Отказываюсь. Еще одну ночь желаю провести без тягостных рассуждений. Предпочитаю не рисовать в мыслях жуткие картины грядущей неизбежности.
Мы не занимаемся сексом. Даже не целуемся. Лежим и слушаем наш сливающийся воедино пульс. Никогда прежде молчание не казалось настолько уютным. И чужие объятья не дарили подобный покой.
Марат не торопится отправляться в ванную комнату, хотя с его почти маниакальным стремлением к чистоте, он регулярно посещает душ. После тренировок. После секса. Привычный ритуал, рутинный. Запах пота недопустим.
Но этой ночью все иначе.
Марат так и жаждет пропитать меня собой насквозь. Пронизать и прошить во всех существующих смыслах. Проникнуть гораздо глубже, чем прежде. Войти намного дальше, нежели способен его громадный орган. Наполнить до краев.
И я не против. Я не возражаю. Даже не пытаюсь очнуться от сладкого морока, враз окутавшего разум.
«Ты убила всех моих баб».
Его слова до сих пор отбиваются гулким эхом в ушах, отражаются в мощных толчках крови, что бьют по вискам.
И ты убил. Всех моих мужчин. Уничтожил. Раскатал по асфальту, в бетон закатал. Живого места не оставил. Все прикосновения стер. Содрал. Разодрал. Выдрал.
Ты меня взял. Как никто другой.
* * *
Когда я просыпаюсь на следующее утро, Марата уже нет рядом, и только смятые простыни не позволяют списать все происшедшее на дикую игру воображения.
Привожу себя в порядок, пытаюсь понять, как действовать, ведь проблемы никуда не делись. Мое дурацкое решение голодать и отказываться от воды явно придется отменить, иначе на побег сил не останется. Вообще, нужно поменьше идти на поводу у эмоций, рассудок лучше держать в холоде.
Соглашусь, легко и приятно верить в чудо, ждать, что мой жестокий хозяин пойдет против собственных принципов, против всей своей семьи, бросит вызов отцу, который для него царь и бог, единственный пример и авторитет на века. Но вероятность мала.
Нельзя полагаться на других. Надо размышлять над своим планом, прорабатывать схему действий, оценивать вероятные перспективы.
