— А ты как? — хмыкаю. — Скучал?
Я бы мог дать интервью. Эксклюзив выдать. Жару поддать. Все рейтинги под себя разом подмять. Но зачем?
Даже объяснять ему самую суть лениво. Бесполезно. Тупо. Какой смысл обсуждать что-то с будущим трупом? Исход предрешен. Хвастать нет резона. Только зря резину тянуть.
Я знал, кто тут крыса. С первого дня. Брат-покойник просветил меня на Мальте. Сразу просек, где скрыта брешь, вот и позвал в гости. Предупредил о вероятной подставе.
Простая логика. Сегодня тебя обкрадывают, а завтра похоронят.
Я сам толкал Монаха на край. Побуждал выйти за берега. Зарваться. Завраться. Ждал, когда сорвется. Татарин убийца. Боец. Компьютером он разве что до смерти забивать способен. Однако жадный дурень купился. Повелся, как по щелчку. Задергался.
А потом вдруг грянула свадьба. Тема с невестой. Проклятая нужда избавиться от рабыни, пролить кровь жертвы, взыскать плату со Стрелецких.
Выход возник сам собой. Единственный. Идеальный. Другого и не получилось бы. Резко. Грубо. Жестко. Напролом. Вот мой вариант. Нападать. Действовать на опережение. Все дороги к отступлению отсекать.
Я и прежде прикидывал, как можно организовать нашу смерть. Натурально. Чтоб все поверили. Чисто. Гладко. Никаких подозрений. Никаких свидетелей. Ювелирно.
Главный затык был в заказчике. Кто бы рискнул меня убрать? У кого бы хватило яиц на такой шаг? Дерзкий. Безумный. Тут либо сильный противник нужен, либо загнанный в угол мудак. Если бы я сам этим занялся, отец бы спалил. Сразу. В момент. Уж слишком много совпадений. Один к одному. За рабыню сражаюсь, отстаиваю девку для себя, по-всякому кручусь, чуть на пузе не ползаю. И тут мы оба очень удачно погибаем. Трагедия. Слезы. Сопли. Хоть кино снимай.
Здесь требовался внешний враг. Серьезный повод. Причина. Логичное объяснение для расправы надо мной. Девчонка могла сойти за случайную жертву.
Тогда нас никто бы и никогда не искал. Похоронили. Зарыли поглубже. Точка. След оборван. Никакой пес не унюхает. Никакая зараза не доберется до правды.
Я провоцировал Монаха. Срок урезал. Обложил со всех сторон.
Я расставил силки. Ждал.
И это сработало.
А куда ему было деваться? Разве самому во всем признаться, на поклон пойти, в ноги упасть, пощаду вымаливать. Татарина бы не подкупил. Не отважился. Убирать бы тоже побоялся. Оставалось сваливать прочь. Удирать из страны. Но напоследок грохнуть меня. Месть совершить да внимание от своей собственной пропажи отвлечь. Выиграть время, нить порвать, запутать следы.
Я как мог помогал. Подал идею про бомбу. Через шутку. Автомобиль привез к нему в мастерскую. Прямо подсказал.
Его спецы сработали на отлично. Нашпиговали мою тачку взрывчаткой. Доставили к дому, потом активировали бомбу удаленно. Как только я выехал за ограду. Шустрые уроды мигом процесс запустили.
Дальше — совсем просто. Дело техники. Хотя будь моя воля, царицу и близко бы к той гребаной груде железа не подпустил. Никогда не разрешил внутрь забраться. Не дал приблизиться к долбаной бомбе.
Но мы должны были засветиться на всех придорожных камерах. Вместе. Вдвоем. Чтоб потом ни одна сволота не сомневалась. Чтоб точно вопрос закрыть.
Я выбросил девчонку из салона. Насильно. При первой же возможности. Сама вылезать не желала. Строптивая баба. А кто спрашивать станет? Ради нее стараюсь. Знаю, как лучше. Вдруг чего не сработает? Или сработает не так? Разнесет вмиг. Всмятку. От асфальта не отскребут.
Татарин помог расположить трупы. Рассадить дублеров впереди. На другом отрезке без камер выпрыгивал я. Мой боевой товарищ держал руль до последнего. Потом отправил тачку вниз. Повернул прямо в обрыв. Выскочил в последний момент. Вылетел и в кустах схоронился. Выждал. Выполз. Везучий гад. Верткий. Видно, сам черт его забирать к себе не хочет. Страшится бунта в преисподней.
Иначе почему псы его не учуяли? Никто не заметил. Не просек. Он умудрился влезть в кусты, с землею слиться. Шпион. Тайный агент. Блядь. Ничего не боится.
— Стой, Марат, — рожа Монаха бледнеет, трясется, от пота сверкает. — Стой, прошу. Не надо. Подожди. Пожалуйста.
Ублюдок поднимает руки. Виновато. Будто белый флаг выбрасывает. Башкой на Татарина кивает. Намекает, заинтересовать пытается.
— Я знаю, кто он, — бормочет, зубами чечетку тарабанит. — Ты даже и не догадываешься, что это за…
— Заткнись, — обрываю.
Подхожу вплотную, опускаю ладонь на его затылок. Поглаживаю. Легонько. Примеряюсь. Здесь четкость важна.
— Помнишь, что я говорил? — усмехаюсь. — Подведешь — оторву голову.
— П-помню, — заикается. — Помню, Марат. Но поверь, это страшная тема. Реально. Жуткая. Пощади. Не спеши сейчас. Подари шанс. Я тебе такое про него расскажу. Я просто… ты не должен ему доверять. Никто… никто не должен и…
— Вот и не обижайся, — заключаю.
Хруст. Протяжный. Противный. Жалобный. Жалкий.
— Тебе что, — Татарин хмыкает. — Совсем не интересно?
— Моя жизнь — интересна, — отрезаю. — Чужая — нет.
— И ты совсем не напрягся? — брови выгибает. — Ну, типа предам тебя. Продам кому-то инфу. Твоему папане всякого напою. Скользкий я. Мутный.
— За такую правду мой отец тебя первым и пришибет, — бросаю с ухмылкой. — Доставишь ему эту башку — получишь награду. Пожурят за самодеятельность. Может, даже в подвал отправят на пару недель. Но после простят и повысят.
— Лишь бы не вздернули, — посмеивается.
— А чего пугаться? — скалюсь. — Шея крепкая.
Мы расходимся. Продолжаем путь по разным дорогам. Татарин пойдет свое царство искать. А я уже все нашел. Где моя царица решит остаться, там и пристроюсь.
Долг закрыт. Счет оплачен. Можно двигаться вперед.
* * *
Темнота. Вьется. Льется. Отовсюду. Накрывает коконом. Оплетает. Опутывает по рукам и ногам. На плечи обрушивается. Вниз тянет.
Я часть этой темноты. Или больше нет?
Пробираюсь в комнату. Бесшумно. Беззвучно. Не включаю свет. Продвигаюсь осторожно и медленно. Крадучись. Не желаю спугнуть. Не хочу потревожить. Оберегаю. Ограждаю. Всегда и везде. Даже от самого себя. Ха. Особенно — от самого себя.
Резво зверей собираю. Засаживаю в клетку. Захлопываю решетку за решеткой. Запираю на замок. Защелкиваю.
Никто на волю не вырвется. Не выберется. Ни один демон. Клянусь. Никогда. Пока она рядом. Я без клыков. Без когтей. Не рычу, а урчу. Задыхаюсь. Захлебываюсь этой вязкой дрянью. Гребаной нежностью. Утопаю в ней.
Алкоголь. Яд. Отрава. Кто она? Кто?
Моя. Только моя. Плоть. Кровь. Навсегда.
И печать не нужна. Это внутри течет. По жилам. По венам. Ребра железом выжигает. Свинцом пронизывает. Прошивает. Насквозь. Намертво.
