Я наблюдаю за ее реакцией. Расслабленно, развалившись в кресле. Вижу, как порхают ресницы. Длиннющие. Рваные тени на щеки отбрасывают.
Узнавание. Удивление. Шок. Ужас. Примерно так.
Она смотрит на меня, не решается ничего сказать. Боится сделать хуже, разозлить, усугубить положение.
А потом краснеет. Густо. Видно, представляет, как выглядит со стороны. Растрепанная. Растраханная. Вспоминает, что под моей рубашкой скрыта засохшая сперма. Стыдится своего положения.
Один вопрос. Зачем это мне? Гребаная реакция.
Плевать на ее чувства.
Разве нет?
— Кое-кто решил поиграть в шпиона, — разрываю молчание.
Она дрожит. Но быстро берет себя в руки. Замирает. Напряженно размышляет о чем-то. Даже любопытно, чего дальше выкинет?
Смеется. Хохочет.
— Ой, ну, так он просто дурак, — надевает маску беззаботности. — Он никогда меня не слушал.
Подходит к нашему гостю. Вынимает кляп у него изо рта. Веревки, которые фиксируют его руки и ноги, не трогает.
— Не будем затягивать шутку, — широко улыбается она. — Егор все понял. Да?
— И понял, и прочувствовал, — соглашается ее дружок. — Печенью.
— Мы же не станем его наказывать?
А это зависит от тебя.
Моя царица.
Глава 21
Я никого не оставляю в живых. Просто так. Без причины. Этот тип должен быть мертв. Уже давно. Хитрый. Хваткий. Изворотливый. И цепкий. Назойливый как блоха. Слишком часто встречается на пути. Пора прихлопнуть.
Но он сидит в моем доме. Дышит. Все части тела целы. Вообще здоров, не помят почти что. Хотя так-то от него и мокрого места оставлять не стоит.
Какого хрена я творю? Для кого?
— Егор всегда моих парней проверял, — заявляет она. — Привычка — вторая натура. Ему же неизвестно, как у нас все так быстро закрутилось. Вот и решил лично пробить. Да, Егор?
— Да, — кивает.
— Он просто не понял, — улыбка намертво к губам приклеена. — Наших чувств.
— Точно.
— Я никогда не пропадала настолько резко. А тут и телефон долго отключен, и в универе срочный отпуск взяла. Есть от чего заволноваться. Тем более, Олег всегда пробуждал у него недоверие.
— Всякое бывает, — щурится журналюга. — Даже хороший мальчик может вывезти свою любимую девочку в лес. И залюбить до смерти. Под наркотой. А родные прикроют. Закопают доказательства, подотрут записи. Хотя кое-что все равно всплывет.
Храбрец или самоубийца?
Угрожает мне в моем же доме.
А она каждое слово ловит. Выцветает в момент. Бледнеет. Забывает про свое смущение. Понимает, что ее дружок гораздо дальше дозволенного шагнул.
— Егор, — говорит. — Хватит уже этих расследований. С твоей фантазией только детективы сочинять.
— А я сочинял. Помнишь? Про то, как пришельцы захватили нашу школьную библиотеку и прятались за зеркалами.
— Конечно. Такое не забыть.
— Эх, я мечтал стать известным писателем и купить себе костюм от Тома Норда, но с теперешней зарплатой могу позволить только масс-маркет типа «Хэм Джинс».
— Никогда не поздно попробовать снова.
— И то правда. Моя счастливая цифра — два. Пожалуй, действительно надо собраться и рискнуть второй раз.
— Давай. Чем раньше, тем лучше.
— Я готов хоть сейчас.
Загляденье. Друзья не разлей вода. Складно болтают. Понимают друг друга с полуслова. Эта милота напрягает меня.
— Марат.
От одного ее голоса хуй встает.
— Думаю, нужно отпустить нашего гостя домой, — держит маску. — Пусть дальше трудится над своими забавными историями. Уверена, он все прекрасно усвоил и больше не создаст проблем.
Подплывает ко мне, усаживается на колени. За руку берет, пальцы переплетает. Смотрит в глаза, будто душу готова продать. Ошалело. С мольбой. Она сейчас все ради своего горе-дружка сделает. На любые унижения пойдет. За муженька меньше трясется.
Вот ведь номер. Чем же этот журналюга ей дорог?
Оборачивается к нему, продолжает щебетать:
— Видишь, Егор? Нет повода переживать. Я здесь по доброй воле. И… если честно, сама не ожидала, но жизнь сложилась именно так. Я ни о чем не жалею. Ни секунды. Начинаю верить в судьбу.
— Вижу, — только что челюстями не скрежещет.
— Наши чувства как ураган.
Чувствую улыбку. Фальшивую. Лживую насквозь.
— Накрыло — и унесло.
Смеется. Надрывно. Нервно.
Херовая из нее актриса. Или наоборот?
Я беру ее за бедра, подвигаю ближе, усаживаю, чтоб ощущала стояк, аккурат между ягодицами хуй укладываю. Вздрагивает, но вырваться не пытается. Боится, понимает, что могу хуже сделать. Могу прямо тут раком поставить и выдрать. Показательно.
Везучая девка.
Все ей на помощь бросаются. Даже я.
— Иди наверх, — говорю.
Подрагивает. Мелко-мелко. Поворачивается. Глазами умоляет. Вслух ничего сказать не решается.
— Быстро, — толкаюсь вперед так, что она аж подскакивает.
Зыркает на журналюгу. Медлит, однако подчиняется, плетется в сторону лестницы, то и дело оборачивается. Не верит в мою доброту.
Ну и зря. Стоит ей скрыться, подхожу к ее дружку, разрываю веревки. Хотя следует ему шею свернуть за все проделки.
Но я размяк. А как иначе? Думаю только о тугой заднице, которую буду иметь ночь напролет. Откупорю и вперед. Разработаю на славу.
— Завтра утром придешь в редакцию «Проводника», — сообщаю я.
— Зачем?
— Будешь там статьи набивать.
— Я же не…
— Ты не выбираешь.
Хмурится. Ерзает на стуле. Разминает запястья.
— У меня есть записи…
— Ничего у тебя нет, — обрываю. — Продолжишь лезть в чужие дела, вообще, нигде и никогда не придется работать.
— Я не…
— И нечего пускать слюни на мое.
Он так и замирает — с раскрытым ртом. Смышленый парень. Понимает, когда надо заткнуться.
— Проваливай, — киваю на выход.
Покоряется. Некуда деваться. Поднимается.
— Она, — запинается. — Она хорошая девочка.
Охренеть. Какой защитник.
— Знаешь, — скалится. — Причинишь ей вред — пожалеешь. Я может и мелочь, но если вцеплюсь в глотку, мало не покажется.
