Теперь Марат вступает в бой. Первым. По-настоящему.
Никогда не стоит попадать под его кулаки.
Он бьет так быстро и сильно, что у меня перед глазами темнеет, даже не удается различить траекторию движения. Ни в одном фильме не помню таких эффектов.
Сражение на смерть. Не иначе.
Марат молотит соперника как боксерскую грушу. Лупит. Дубасит. Избивает. Жестко. Жестоко. Изощренно. Как прирожденный убийца.
Мне даже жалко неизвестного ублюдка. На миг. Но потом в разуме всплывают все его омерзительные слова, и чувство сострадания испаряется без следа.
Равным соотношением сил тут уже не пахнет.
Избиение младенца.
Незнакомец отступает в сторону коридора. Марат передвигается за ним, увеличивает напор, усиливает натиск.
Подбираю с пола осколок покрупнее, сжимаю в ладони.
Лучше быть наготове. Кто знает, что дальше?
Мужчины бьются уже в коридоре. Миг — сцепившись, летят вниз по лестнице, катятся по ступенькам, не переставая избивать друг друга.
Боже. Они точно звери.
Разве обычные парни так дерутся?
Это схватка голодных тигров. Волков. Нет, бойцовских псов. Это что-то реально кровавое и страшное. Абсолютно противозаконное.
Я следую за ними, держу осколок за спиной. Опускаюсь по лестнице. Выдерживаю безопасное расстояние. Задерживаюсь на последней ступеньке. Совсем не жажду оказаться между одуревшими животными.
Марат заламывает противника, заключает в жестоком захвате, вынуждая взвыть, а потом укладывает на живот и садится сверху. Хватает за волосы на затылке, тянет вверх, чтоб тот запрокинул голову. Обращается как с нашкодившим щенком, цепляет за загривок.
— Продолжим? — спрашивает, еле сдерживая рык. — Или по-настоящему тебя опустить?
— Это я тебя опустил! — восклицает яростно. — Уложил на обе лопатки. С одного удара. Впервые!
Звучит очень странно. Как будто по-детски. Но этот громадный жуткий мужик совсем не выглядит ребенком. Да ему лет тридцать. Ну, может он и младше Марата, но…
— Так и не научился принимать поражение? — насмешливо интересуется мой палач.
— Никогда, — рычит.
— Ладно, — заключает милостиво. — Это было неплохо.
— Неплохо? Да я тебя почти…
— Когда-нибудь будешь лучшим.
— Ну, спасибо.
— После меня.
— Вот посмотришь, — шипит. — Я надеру твой заносчивый зад.
— Давай, братец.
— Дам. Мало не покажется.
Стоп. Что?
Братец. В каком смысле? Прозвище такое? Фигура речи? Вариант обращения?
— Отлично, — хмыкает Марат. — Буду ждать. А теперь проси прощение.
— Чего? — сплевывает. — У кого?
— У нее.
Он поворачивает его голову так, чтобы было видно меня.
— У… этой?! — взвивается. — Ты охерел?
Удар кулаком в висок. Резко. Сокрушительно.
— Быстро, — холодно приказывает Марат. — Вперед.
— Да она же… она просто…
— Моя, — обрывает ледяным тоном. — Тронешь ее хоть раз — оторву хер под корень. И не посмотрю, что ты мой родной брат. Даже собственную руку потом не трахнешь.
— Ты… шутишь?
Еще один удар. Такой, что даже я подпрыгиваю на месте.
— Прости, — злобно выплевывает. — Сука.
Очередной удар. Гораздо более мощный и жесткий.
— Прости-те, — выдает глухо.
Марат отпускает его и поднимается.
— Познакомься, — обращается уже напрямую ко мне. — Это мой брат Рустам. Ему очень жаль, что он напугал тебя и доставил столько неудобств.
Глава 30
Дикари. Варвары. Пещерные люди.
Безумные. Одержимые. Неукротимые. Неудержимые. Необузданные.
Вот в чем заключается истинная природа этих мужчин. Никогда нельзя забывать об опасности, которая таится внутри. Пусть никого не обманывает вид мирно дремлющего зверя. Этот хищник только и ждет, дабы вгрызться в глотку, разодрать плоть до крови, утолить голод. Ты и не заметишь, как улыбка обратится в оскал, просто почувствуешь зубы, вонзающиеся в горло и услышишь хруст собственных позвонков.
Дальнейшее общение братьев выглядит довольно мило. Не понимаю язык, на котором они общаются, вообще, слов не различаю, даже примерного представления о сути беседы не имею. Однако мужчины смеются. Никакого напряжения между ними не чувствуется. Вся агрессия испаряется без следа. Будто еще пару минут назад эти двое не избивали друг друга до полусмерти, не летели вниз по лестнице, сцепившись, точно бешеные псы.
В каждой семье свои порядки и правила. Но чтобы так. Резкая перемена. Контрастная. Разгон от ожесточенных бойцов до спокойно болтающих ребят происходит за секунду. Создается впечатление, словно я пропустила несколько важных сцен, выпала из реальности на какое-то время. Поразительная смена образов и ролей.
Рустам больше не смотрит на меня. Прямо — не смотрит. Исподтишка. Краем глаза. Раз и скользнет, царапнет.
Крепче сжимаю осколок вазы в руках. Боли не чувствую. Или не замечаю?
Если тут такое происходит между родными братьями, если они друг друга ни капли не щадят, бьются всерьез, не играючи, а до разгрома. Какое же отношение к посторонним людям? К тем, кто в тесный круг и вовсе не входит?
Страшно даже представить.
Разговор подходит к концу, и прежде чем удалиться, Рустам все же одаривает меня долгим и выразительным взором, а после подмигивает.
Я почти слышу его голос: «Сука, ты еще свое получишь. Радуйся, пока можешь. Марат не будет твоим защитником вечно. Доберусь до тебя и на куски порву. Заебу насмерть».
Невольно вздрагиваю, судорожно сглатываю.
Дикий мир. Дикие нравы. Дикие они. Все. Бешеные. Без башни. Без тормозов. Самые настоящие отморозки.
А я жертва, заведомо обреченная на погибель.
Но сдаваться и уступать не собираюсь.
Марат отправляет брата куда-то, поворачивается и подходит ко мне вплотную, окидывает взглядом с головы до ног, привычно, даже с ленцой.
— Что у тебя в руках? — спрашивает холодно.
— Ничего, — отвечаю тихо.
— Показывай.
Бросаю осколок на пол. Изучаю свои изрезанные ладони, не ощущаю ровным счетом ничего: ни боли, ни ужаса, даже отчаяния нет. Кровь течет. Сильно. Однако порезы неглубокие, поверхностные, шрамов явно не останется. Отмечаю факты, как будто со стороны. Едва принимаю участие в процессе.
