Вновь переводит взгляд на дорогу, а я не способна оторваться от изучения его хищного профиля.
— Вам известен единственный волнующий меня вопрос, — сжимаю пальцами ремень безопасности, словно эта хрупкая защита спасет от неизбежности.
Нормально ли то, что я так беззастенчиво разглядываю врага? Того, кто так открыто угрожает моему любимому мужчине. Разве это не предательство?
— Я никому и никогда не прощаю долги, — говорит Марат и от его тона в моих жилах леденеет кровь.
— Человек — это не долг.
— Все, что угодно может быть долгом.
— Ну, тогда выберите другую компенсацию, — облизываю пересохшие губы. — Я уверена, Олег ничего ради сестры не пожалеет. Не ломайте девочке жизнь. Она же здесь точно ни при чем.
— Думаешь, ей будет плохо подо мной?
Краска приливает к щекам. Вопрос обжигает каленым железом. Сперва чудится, будто я ослышалась. Воображение сыграло злую шутку. Слух подвел.
— Простите — что?
— Я знаю, как трахать женщину.
— Не сомневаюсь, — стараюсь прозвучать иронично, с издевкой, но голос предательски срывается, поэтому получается почти шепотом.
Бурная фантазия рисует дикие картины. Чувствую себя прожженной грешницей. Ведьмой, продавшей душу самому Сатане.
Его пальцы покоятся на руле. Вальяжно, уверенно, слегка сжимают поверхность, управляя движением. Длинные. Крупные. Совсем недавно эти пальцы накрывали мои собственные, обдавая плоть огнем, обхватывали бедра.
Представляю больше. Гораздо больше.
Трудно дышать. Невозможно, невыносимо.
Пытаюсь убедить себя, будто это вполне нормально. Любоваться красивыми вещами. Нас завораживают произведения искусства. Картины, статуи. Вот и здесь подобный поворот. Что изящную вазу разглядывать, что смертельно опасного зверя. Различия нет.
— Юля еще ребенок, — говорю я.
— Ненадолго, — его губы кривятся в оскале.
— Мне казалось, вас привлекают совсем другие девушки, — заявляю осторожно. — Более раскованные и опытные.
— Как ты? — ощущается будто удар.
— Я не предлагаю себя, — выпаливаю в момент.
— А зря, — бросает коротко. — Я бы взял.
Ослабляет галстук.
Не могу перестать смотреть на его руки. Смуглые, мускулистые, перетянутые канатами вздувшихся вен. Внутри зреет болезненная потребность коснуться этой гладкой кожи. Почувствовать губительный жар, пропитаться им насквозь. Отдаться одержимости.
Мотаю головой, все еще надеюсь развеять наваждение.
— Понимаю, у вас конфликт с Олегом, — совершаю очередную попытку. — Но Юля не заслужила такого отношения. Она ведь и правда совсем девочка. Даже никогда не встречалась с парнем. Вообще, понятия не имеет о…
Осекаюсь.
А вдруг в этом и есть смысл? Вдруг его именно это и привлекает? Невинность, чистота. Многие мужчины мечтают о девственнице, которая будет настоящей шлюхой только для них. Очень популярная эротическая фантазия.
И одна догадка цепляет другую.
То, как Олег контролировал сестру. Никаких дискотек, никаких ночных клубов, никаких вечеринок. Все только под его присмотром. Прежде подобное поведение казалось мне банальной гиперопекой. Моя родная мать поступала со мной подобным образом, и пришлось приложить немало стараний, дабы вырваться из-под контроля.
Но что если все совсем не просто? Что если он должен был поступать именно так? Что если его принуждал… долг?
— Осталось меньше двух недель, — говорит Марат. — Я получу свое.
До дня рождения Юли тоже меньше двух недель.
Слишком рано. Так сказал Олег? Значит, девушке не причинят вреда, пока она не достигнет совершеннолетия.
Как мило и галантно.
Черт. Да это натуральное безумие!
Мои мысли явно отражаются на моем лице, потому что Марат с красноречивой усмешкой заключает:
— Сколько в тебе ярости, — и помедлив, прибавляет то, чего я совсем не понимаю: — Жаль, выбираю не я.
«Гелендваген» останавливается. Смотрю в окно. Меня действительно привезли домой. Элитный столичный район. Здесь и расположен особняк Стрелецких.
— Разочарована? — хриплый голос проникает под кожу.
— Приятно удивлена, — спокойно отвечаю я.
Очень стараюсь не размышлять о том, как сильно он прав насчет разочарования. Столько усилий: вывести из строя автомобиль, заблокировать связь в мобильном телефоне. И все ради того, чтобы просто подбросить меня до дома?
— Распусти волосы, — говорит Марат.
И я инстинктивно тянусь к туго закрученной на макушке гульке.
Дура. Ниже падать некуда. Какого хрена покорно исполняю все его приказы?!
— Давай, — черные глаза будто взирают в самую душу, распинают меня на кресте из гремучей похоти.
— Зачем? — складываю руки на груди.
Он поворачивается ко мне всем корпусом, отстегивает мой ремень безопасности и нависает сверху точно огромная каменная глыба.
— Люблю накручивать волосы на кулак, — склоняется ниже, почти касается моих губ своими губами, опаляет раскаленным дыханием. — Когда вгоняю член в рот.
Я цепенею от его наглости, от того, как он разглядывает меня, и пусть не дотрагивается, но создает такое впечатление, точно уже трахает в самых грязных и развратных позах.
— Это омерзительно, — выдыхаю в ответ.
— Твое тело так не считает, — холодно усмехается.
А после отстраняется от меня, будто ничего и не было.
Отрицать глупо. Мы оба взрослые люди. Хотим друг друга. Это не любовь и даже не страсть. Просто какое-то порочное притяжение. Без мыслей, без чувств. Без слабого отблеска эмоций. Голая потребность.
Но ничего и правда не будет. Никогда.
— Валила бы ты от Стрелецкого, — резко заявляет Марат. — Пока время есть. Чем дальше от него окажешься, тем лучше. Собирайся и прямо сегодня проваливай.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю.
Я покидаю автомобиль и думая лишь о том, как трудно победить в игре, о правилах которой не догадываешься. Позже, распуская перед зеркалом собранные в тугой пучок волосы, накрываю горло ладонью. Чистое сумасшествие… однако я так явно ощущаю толчки внутри. Будто этот страшный и жестокий человек уже владеет мною. Грубо наматывает пряди на кулак, дергает вниз, принуждая опуститься на колени.
Глава 4
Я просыпаюсь и вижу, что Олег сидит в кресле напротив кровати. На нем тот же костюм, в котором он вчера утром уходил на работу. Чуть прищурившись, бросаю беглый взгляд на часы — шесть утра, ровно. На улице уже начинает светать, слабые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь неплотно задернутые серые шторы. Оборачиваюсь и замечаю нетронутую сторону постели.