— Намечается торжество, — следует ровный ответ. — Важное, требующее твоего прямого участия.
— Вот как, — выдаю я. — Что за праздник?
— Твоя свадьба.
— Не слишком удачная шутка, отец.
— Я не шучу, Марат.
— Я выберу жену, когда придет время, — бросаю мрачно. — Ты знаешь причину. Ничего не изменилось.
— Ты мой старший сын, — говорит с нажимом. — Именно поэтому ты всегда принимаешь верные решения. Этот раз не станет исключением.
Угроза. Неприкрытая. Ультиматум.
Старший сын. Сегодня. Завтра — изгой. Хватит одного неверного шага. Одной ошибки.
Отец ничего не прощает. Никогда. Не терпит слабости. Не выносит неповиновения. И он абсолютно прав. Глава семьи должен поступать именно так. Не оставлять сомнений в своем авторитете.
— Я не понимаю, что изменилось, — стараюсь не выдать эмоции.
Не понимаю. Но догадываюсь. Отчет Рустама сыграл роль. Еще какую. А дальше мой отъезд распалил подозрения.
— Я стар, сынок, — холодный тон. — Я хочу получить наследников от старшего сына. Разве много прошу?
— Я высоко ценю свободу, — хмыкаю. — К тому же есть незавершенное дело. Жена будет только мешать.
— У тебя будет достаточно времени, — говорит спокойно. — Обещаю. Сам понимаешь, это нельзя организовать за один день. Понадобятся месяцы, а то и год.
— Я бы предпочел выбрать невесту лично.
Шанс продлить отведенный срок.
— Я уже выбрал прекрасную девушку, — заверяет отец. — Уверен, она придется тебе по душе. Настоящая красавица.
— Посмотрим.
— Приезжай ко мне завтра, — продолжает. — Ты знаешь адрес.
— Завтра мой день занят. Важные встречи требуют внимания.
— Раз ты нашел время на отдых, то и на свидание с невестой тоже найдешь, — выдает так резко, что любые возражения исключены. — Завтра в обед будь у меня.
Я отключаю телефон.
Был богат. Стал нищим. За секунду.
Я думал, у меня есть время. Идиот.
Глава 43
Я привыкла действовать. Добиваться поставленных целей. Для меня было только единственное направление — вперед. К вожделенной победе.
Если я хотела чего-нибудь, по-настоящему хотела, то всегда достигала желаемого. Никогда не останавливалась, не сдавалась, постоянно пребывала в движении. Варианта отступить попросту не существовало. И плевать, сколько нужно приложить усилий, сколько потребуется вложить труда. Я боролась в любой, даже самой трудной и патовой ситуации.
Я боялась только одного. Застыть. Замереть. Остаться на месте. Меня пугало лишь состояние покоя. После смерти отца я с головой ушла в учебу, брала все возможные подработки, забивала мозг как могла. Только бурная активность помогла совладать с противоречивыми эмоциями, пережить утрату, смириться, понять и принять горькую неизбежность происшедшего.
А теперь я заперта. В клетке. Без права выбраться на волю. Без шанса уничтожить стальные прутья. Без возможности разорвать порочный круг.
Я больше ничего не могу. От меня ничего не зависит. Я как в тюрьме. Жду казнь. Неотвратимую и неизбежную.
Прежний способ сражаться уже не работает. Никакие действия, пусть самые разумные и логически обоснованные, больше не спасут. Все кончено.
Я целиком и полностью во власти мужчины, которому безразлично мое мнение, который даже человека во мне не видит.
Он обезумевшее животное. Дикое и вечно голодное, жаждущее разнузданного, грязного секса. Он безжалостный монстр, привыкший пожирать, одержимо вгрызающийся зубами в глотку.
Приручить его? Покорить? Это абсурд. Идиотский план, на который я питала надежду и который провалился с треском. Дурацкая затея.
Я жива, пока мое тело ему интересно. Пока пробуждаю жгучую похоть. Пока дразню бешеные рефлексы.
Дальше? Дальше — все. Раз и навсегда.
Я отнюдь не коварная искусительница. Не умею играть чужими сердцами. Да и не так уж много опыта в отношениях. Приоритетом всегда была работа, а не личная жизнь. Все силы и внимание направлялись на карьеру.
Я даже шлюха весьма паршивая. Всякий раз проходит так остро и на грани, будто опять девственность теряю. Мой жуткий и жестокий хозяин обладает гораздо более обширным опытом в постельных играх.
Свобода. Раньше я не задумывалась, насколько сильно она важна. Свобода воспринималась как нечто совершенно элементарное. Неотъемлемое. Как воздух. Но оказывается, кислород легко перекрыть. Вмиг. За долю секунды.
И потом ужас сковывает по рукам и ногам. Обвивается железными цепями. Пленяет, порабощает, подчиняет. Охватывает сознание, оплетает липкими путами. Обращает в безвольный трясущийся сгусток.
Паника захлестывает.
Я стою на месте. Не двигаюсь. Не дергаюсь. Не впадаю в истерику. Но очень четко понимаю, в какую черную бездну безысходности проваливаюсь.
Это начало конца.
Чувствую кожей. Нутром. Ощущаю каждой клеткой тела. Четко, до одури явно. Едва совладаю с искрящимися от волнения нервами.
Проходит ровно неделя после нашего возвращения. И за весь этот срок Марат ни разу до меня не дотрагивается. Возвращается домой далеко за полночь. Закрывается в кабинете, не ночует в своей собственной спальне.
Холодная постель страшит гораздо сильнее открытого насилия. Лучше бы он нагибал меня в самых развратных позах. Лучше бы трахал до синяков и кровоточащих ран.
Холодная постель — верный знак приближения судного дня.
* * *
— Пойдем, — говорит Замира. — К тебе гости.
— Что? — сразу напрягаюсь, едва могу сглотнуть и сдавленно поинтересоваться: — Какие гости?
— Увидишь, — не спешит пояснить детали.
— Я не понимаю, — еле двигаю губами, во рту враз пересыхает. — Разве ко мне пускают посетителей?
— Марат разрешил — пустили.
Исчерпывающий ответ. Ничего не скажешь.
И кто же пожаловал? Его одержимый местью отец? Родственники и друзья, желающие взыскать долг с моей плоти?
Я покорно покидаю комнату, следую за женщиной, потому как вариантов немного. Если не подчинюсь по-хорошему, то заставят по-плохому. А так хоть будет шанс…
Господи. Что за бред?
Зажимаю рот ладонью, очень стараюсь не заорать. Сдерживаюсь изо всех сил. Подавляю истерику.
Нет у меня никаких шансов. И не было. Никогда. Нужно признать очевидное. Глупо строить планы на основе пустых надежд.
Но я буду бороться. Просто так не сдамся. Ладно, Марат. Ему уже давно сдалась. Но остальным притронуться к себе не позволю.
