Выполняю приказ. Удивительно, однако все выходит как нельзя лучше, практически идеально, с первой попытки. Хотя руки дрожат, точно у запойной алкоголички.
Марат следит за каждым моим движением. Его внимание ощутимо. Как огонь, как лед, как самая опасная и жуткая на свете стихия.
— Что дальше? — интересуюсь, складывая косметику обратно в сумку.
Автомобиль трогается с места.
— Прошу, — роняю судорожно. — Скажи. Хоть немного объясни. Иначе меня стошнит, вывернет наизнанку, прямо здесь и сейчас. Я просто испорчу салон твоей безумно дорогой тачки.
— Вперед, — хмыкает, даже не поворачиваясь.
— Марат, — шепчу хрипло. — Прошу тебя.
— Нечего объяснять, — бросает хмуро. — Сама узнаешь.
— Пожалуйста.
Глухая стена. Бетонная. Мрачная. Равнодушная. Гораздо легче гранит голыми кулаками пробить, чем этого мужчину разговорить.
* * *
Мы заходим в абсолютно новый бизнес-центр. Свежий, только что отстроенный в центре города, сверкающий, вычищенный до блеска, оформленный согласно последнему слову техники. Царство стекла и металла. Тут располагаются офисы самых крупных и солидных компаний страны. Ключевые филиалы известных корпораций гнездятся именно в этих стенах.
Пиковое время. Полдень. Везде полно людей. Солнечный свет свободно проникает внутрь здания. Ясные лучи растекаются, захватывая мир вокруг в теплые объятья.
Выдыхаю. Успокаиваюсь. Слегка, не совсем. Но все же перевожу сбитое дыхание, выравниваю бешеный бой крови. Урезониваю одержимо пульсирующее сердце.
Ничего не будет. Тут — не будет. Слишком много свидетелей. И вообще — на дворе белый день. Темные дела вершат исключительно во мраке, под покровом ночи.
Видимо, у Марата назначена важная встреча или же необходимо забрать документы, провести экстренное совещание. Кто знает наверняка? Он не захотел оставлять меня в одиночестве. Бросать в автомобиле. Вдруг попытаюсь сбежать?
Мера предосторожности. Не более того.
Створки лифта сливаются в единое целое, отрезая от окружающей реальности. Посторонних в кабине нет. Только мы вдвоем.
Марат нажимает на кнопку. Вспыхивает номер последнего этажа. Далеко придется ехать, высоко, чуть ли не в самые небеса.
— Смотри в пол, — небрежный тон пробирает до костей. — Молчи. Выполняй приказы. Тогда проблем не возникнет.
— Что? — ощущение, будто камень проглатываю. — Уже? Я думала, совет проведут вечером. Разве ты…
— Совет проведут вечером, — подтверждает ровно. — Это другое.
— Это? — сдавленно переспрашиваю. — О чем ты?
— Старая традиция. Древняя. Когда мужчина не хочет делиться, есть только один способ пометить свою вещь навечно.
— Ты старший, — бормочу еле слышно. — Ты забираешь долг. Я же и без всяких там обычаев тебе достаюсь. Автоматически.
Марат усмехается. Широко, зловеще. Смотрит в мои глаза, словно до самой души достает, продирает насквозь.
— Первый долг одному принадлежал, а пробовали все, кто желал, — произносит, накрывая льдистой пеленой. — История должна повторяться. Из поколения в поколение. Вот чего жаждет мой отец.
— Но ты…
— Я не из тех, кто свое отдает, — кривит губы в оскале. — Плевать, долг это или нет.
— Убьешь меня? — нервный смешок раздирает горло, как осколок битого стекла.
— Даже не надейся, — мрачнеет. — Но если закатишь истерику, нас обоих прикончат за осквернение закона.
— Кто? — выдыхаю с ужасом.
— Отец. Братья. Родня. Да любой зритель, — выдает без эмоций, четко и спокойно. — Раз бабу в узде не держу, то нечего на большее претендовать.
Мелодичный звуковой сигнал сообщает о прибытии лифта на требуемый этаж. Створки лифта разъезжаются в разные стороны. А у меня подкашиваются ноги.
— Рано на колени падать, — заявляет Марат, хватает за талию, поддерживает, даруя ощущение опоры. — Пойдем.
Кровная месть. Кровный долг. Эти понятия более или менее ясны. Однако о какой традиции сейчас идет речь? Что меня ждет? Даже представить жутко. И еще хуже сознавать: путь назад отрезан.
* * *
Охранники моментально расступаются перед Маратом, пропускают вперед, выказывая почтение. Он толкает дверь ногой, проходит в просторное, щедро залитое светом, помещение. Затаскивает меня следом.
Огромный стол. Просто гигантский. Прямоугольный. Стеклянный. Занимает почти весь периметр комнаты.
Множество людей вокруг. Несколько десятков. Точно. Здесь только мужчины. Разного возраста. В строгих деловых костюмах. Нет ни одной женщины.
Смахивает на собрание или на совещание. А может, презентация компании. Замечаю проектор, бумаги, разложенные перед каждым из присутствующих.
Оживленное обсуждение обрывается. Воцаряется мертвая тишина. Накаленная. Нервно пульсирующая. Хоть ножом режь.
Я ощущаю, как взгляды вонзаются в меня. Один за другим. В момент. Изумленные. Недоумевающие. Оценивающие. Самые разные взгляды.
Прячу глаза. Склоняю голову, смотрю вниз. Очень внимательно изучаю носки своих туфель.
Стараюсь не заорать. Закусываю щеку изнутри. Не до крови. Слегка. Пробую отвлечься, ничего лишнего не разглядывать и не анализировать.
Хриплый мужской голос. Откуда-то из центра. Похож на голос Марата. До безумия, до одури похож. Но все же отличается.
Язык неизвестный. Ни единого слова не понимаю. От этого еще страшнее слушать и гадать, насколько все плохо.
Взрослый голос. Жесткий. Ледяной тон. Таким лишь приказы отдавать, миловать и карать, повелевать. Править.
Отец Марата. Ахметов-старший. Тот, кто положил начало чудовищному возмездию, безжалостно взыскал первый долг.
Стоит ему замолкнуть, подключаются другие. После короткой паузы. Разные мужчины выражают недовольство. Кажется. Полагаю. Неизвестный язык не позволяет уловить смысл сказанных фраз. Могу интерпретировать суть, исходя из общей тональности.
Дальше заговаривает Рустам. Выдает всего пару слов. Наверняка ругательных.
Я не рискую посмотреть вперед, вздернуть подбородок вверх и смело изучить всех окружающих.
Я хочу верить. Очень хочу. Пока пальцы Марата сжимают мое запястье, я в безопасности. Надеюсь. Глупо, да? До жути наивно. По-дурацки.
Но что еще остается?
Чужая культура. Чужие традиции. Понятия и законы, которых мне не понять. Мир далекий, непостижимый и недостижимый. Я здесь чужая.
Жертва, отданная на убой. Подстилка. Шлюха без прав. Самое низшее и примитивное звено. Одним своим пребыванием тут, на собрании важных и серьезных мужчин, всем наношу жесточайшее оскорбление.
