— Тише, — говорит Марат, мягко перехватывает мои запястья, уверенно отводит в сторону, не позволяя ничего сделать. — Я куплю тебе другое платье.
— Нет-нет, — лихорадочно мотаю головой. — Хочу только это. Не нужно других. Я его сама выбрала, никому отдавать не стану.
— Вот какая ты, — ухмыляется. — Собственница.
В надвигающейся темноте его зубы выглядят особенно опасно. Клыки звери. Белые, крепкие, жадные до жертвенной крови.
Замира рассказала ему обо всем? О том, как видела его с невестой. О том, как прорыдала целый сеанс в кино. Не могла не рассказать. Она же верная служанка, обязательно про любую мелочь доложит.
Господи, меньше всего на свете я желаю, чтобы он знал о моих эмоциях. Дура. Нужно было сразу сдержаться. Потом бы заперлась в ванной комнате, нарыдалась бы всласть. Нужно было сперва спрятаться, закрыться ото всех, не допускать свидетелей.
— Мне просто понравилось это платье, — роняю я. — И жаль, что я его так сильно испортила по собственной глупости.
— Ничего ты не испортила, — отмахивается. — Прикажу — отстирают. А если не выйдет чего, то я им руки переломаю.
— Шутишь? — нервно посмеиваюсь.
Марат молчит, сжимает мои ладони, вынуждая пульс враз обезуметь. Склоняется ниже, смотрит прямо в глаза, не разрешая отвернуться, будто в капкан горящий заключает. Он почти дотрагивается до моих губ, заставляя замереть в мучительном ожидании.
— Я тебя еще не пробовал, — произносит, подавляя мрачным тоном.
— Что? — судорожно выдыхаю. — Т-ты о чем?
— После ритуала, — чуть наклоняет голову в сторону, заставляя вспомнить о передачах про акул, те хищники делают подобный поворот, прежде чем вгрызться в свою добычу. — Я до сих пор тебя не брал.
Да. Точно. Невольно усмехаюсь. Он действительно ни разу не трахнул меня после того чудовищного действа. Никакого контакта не последовало.
— Кинжал обрабатывают особым снадобьем, смесью диких трав. Так принято. Перед обрядом, — продолжает Марат. — Этот отвар проникает в плоть и кровь рабыни, душит волю к сопротивлению. Заклейменная женщина никогда не отвергнет хозяина.
— Нет, — бормочу пораженно. — Нет, нет, нет. Такого не может быть. Не бывает и… ты бы никогда не…
Замолкаю. А вдруг это правда? Ужас сковывает горло будто ошейник. Даже дышать теперь трудно. Жутко.
— Конечно, это бред, — хмыкает мой палач. — Суеверия. Такие травы применяют для дезинфекции, чтобы не допустить заражения.
— Тогда зачем рассказываешь? — выдаю, срываясь на шепот. — Зачем пугаешь?
— Если бы я верил в древние легенды, если бы считал, что отберу твою волю таким путем, если бы понимал, что могу сломать твой дух, — совершает шумный вдох, пьет аромат моих волос. — Я бы отказался от этого ритуала. Я бы искал другой способ.
— Почему? — спрашиваю чуть слышно, еле губами шевелю.
— Мне не нужна покорная кукла.
Боже, нежели я практически поверила в снадобье, которое порабощает сознание? Человек науки. Ученый. Взрослый. Образованный.
Я деградирую. Рушусь. Каждую секунду моего пребывания здесь. С ним. Под ним. В его руках. В жарких, испепеляющих объятьях.
Ну, разумеется, гораздо легче списать все происходящее со мной на эффект особенного зелья, чем признать очевидную правду.
Марату нет нужды использовать ритуалы, прибегать к чудодейственным травам и всяким тайным заклинаниям. Он умеет подчинять одним своим присутствием. Силой. Мощью. И сокрушительной энергетикой кровожадного чудовища.
Мой разум плывет. Мое плоть послушно сдается. Впечатление, точно я создана, выточена под него. Но как это обманчиво. Лживо.
— Формат наших отношений не предполагает ничего иного, — говорю как есть. — Ты даешь приказ. Я подчиняюсь. Когда игра наскучит, ты меня убьешь. Все очень просто.
— Да, — кривая усмешка растягивает полные губы. — Все просто. Было.
— Было?
— Теперь — нет.
— И что изменилось?
— Меня заводит твоя борьба, — опаляет горло тяжелым дыханием, будто каленым железом жжет кожу по живому, особые метки выжигает. — Твой норов по вкусу. И то, как сильно округляются твои глаза и краснеют твои щеки, когда я вгоняю хер до упора в глотку. Ты будто не веришь, что я могу так глубоко достать. Мозг выебать. Нутро продрать. И всю тебя взять. Без остатка. До капли.
Я ничего не могу ему ответить. Ничего. У меня подкашиваются ноги. Предательски. Преступно.
Марат подхватывает меня на руки, относит на кровать. Укладывает бережно и осторожно, что идет в разрез с его привычным поведением. Совсем не сочетается.
Перемена. Разительная. И о настоящей причине он предпочитает молчать. Но я чую, ощущаю четко и ясно, это все не просто так. Есть реальное объяснение.
Ему польстили мои рыдания? Ревность? Или еще проще? Вытерпела унижение. Позор на глазах у кучи мужчин. И вот, пожалуйста, щедрая награда. Сочетание кнута и пряника.
Я не понимаю. Правда. Совсем не понимаю.
— Платье, — всхлипываю, оказываясь на спине. — Оно же испачкается… полностью. И простыня тоже.
— В первый раз всегда кровь, — говорит Марат.
— Но это, — запинаюсь. — Это не первый раз.
— Первый, — широко ухмыляется.
— Точно, — выдаю сдавленно. — Раньше я не была твоей рабыней. Вот только этот новый статус вряд ли такой уж почетный и значимый.
— Бывало, воины никогда не брали себе жену, зато всегда обладали рабыней, — произносит как бы невзначай. — А иногда сын рабыни мог стать старшим в роду. Если доказывал свою силу и волю в бою.
— Я не просто рабыня, — заявляю с неприкрытой горечью. — Я долг.
Марат толкает меня на живот. Расстегивает молнию, быстро и ловко, обнажает тело, проводит пальцами вдоль позвоночника. Однако клейма не касается. Ставит на колени, принуждает выгнуться. Вдавливает грудью в матрас.
— Ты моя, — жарко выдыхает в затылок.
И… кажется, я кончаю.
Просто от этих слов. От его опаляющего адским пламенем дыхания. От ощущение прижимающегося ко мне мускулистого тела. От того, что абсолютно чужой мужчина оказывается настолько близко.
Влага выделяется толчками, насквозь пропитывает белье, тонкое кружево белого платья, наверняка попадает и на возбужденный член Марата, вплотную притиснутый к моему разгоряченному похотью лону.
Я шлюха. Падшая и пропащая. Не заслуживаю другого обращения. Я теку как одержимая нимфоманка. Изнываю от голода.
Заблудшая душа.
— Моя, — повторяет Марат и, будто играючи, подается вперед, дразнит плоть самым греховным образом.
Спазм сводит низ живота. Тягучий, токсический. Отравой проносится по моему телу, разливается ядом по венам, сковывает жилы, заключает в порочный плен.
