Но я решила, что смогла бы смириться с такой судьбой, если бы Кэрри Брэдшоу была тем человеком, которому можно позвонить, если не захочется идти одной в кафе Pinkberry.
Кэрри начала рассказывать мне о том, что ей очень нравятся обзоры ресторанов, которые делал New York Magazine. Я вела себя так, будто сама их писала, хотя имела к этому такое же отношение, как и к съемкам «Секса в большом городе», которые Паркер в этот момент продюсировала по шестнадцать часов в сутки (съемки должны были начаться через десять дней). Я надеялась, что у нас останется достаточно времени для посещения всех новых магазинов, где продают кексы. Она поведала, что ей, в частности, нравятся конструкторские особенности фургончиков с фастфудом.
– Я съем все, что угодно, если оно из фургончика, – призналась она, заметив, что больше всего ей нравился фургончик на Шестой авеню, между Сорок седьмой и Пятьдесят пятой улицами.
– Хм, вас не волнует гигиена? – спросила я.
– Думаю, они довольно бдительны насчет этого, – ответила она. – К ним в очередь по три часа стоят бизнесмены, чтобы пообедать… и не слышно, чтобы часто сообщали о проблемах с кишечником.
– А как насчет ресторанов не на колесах? – Пойдем ли мы поесть вместе в один из них, потому что я, сестренка, не большая поклонница фургонов?
– Не знаю, как это правильно произносится. С-ф-о… – начала она, имея в виду Sfoglia, роскошный итальянский ресторан в Верхнем Ист-Сайде.
Затем разговор перекинулся на Неделю моды. Она была слишком занята, чтобы посетить что-то, кроме показа Ральфа Лорена. Кроме того, «здесь теперь слишком много пристального внимания, – сказала она, намекая на то, как журналисты «прилипают» к знаменитостям. – Люди так жестоки, поэтому я по возможности посещаю лишь немногие мероприятия».
После восьми минут увлекательной беседы еще один верный фанат «Секса в большом городе» оттащил мою новую подругу, поставив меня в неловкое положение: пришлось разговаривать с ее мужем Мэттью Бродериком.
– Могу я задать вам несколько вопросов? – спросила я. Если его жена была рада поболтать со мной, значит, и он тоже будет рад.
Но, увы, он подобной радости не испытывал.
– Что вы думаете о показе? – спросила я, начав с нейтрального вопроса.
– Я ничего не понимаю в этой ерунде, – сказал он так, словно все происходящее было ниже его достоинства. Как будто его притащили на это бабское мероприятие, о боже, почему здесь не показывают футбол и сколько можно просить о том, чтобы ложки для тартара из тунца были с ограничителем? Возможно, вы думаете, что театральный актер должен чувствовать себя на модном показе как дома? Нет.
– Какой показ вы посетили в последний раз? – спросила я. Если вы муж иконы стиля, обязаны бывать на лучших модных шоу.
Он, разумеется, бывал.
– Я был на большом показе Valentino в Риме.
– О! Его экстравагантный уход на пенсию. – (Кадры последнего показа легендарного дизайнера Валентино Гаравани можно увидеть в биографическом фильме, где официанты в белых перчатках подают гостям все: от деликатесного фуа-гра до крекеров Triscuits.) – Можно ли сравнивать то действо с этим?
– То происходило у Колизея, – сказал он. – А здесь – Центральный парк.
Я поблагодарила его, хотя благодарить было не за что, и пошла в бар – общаться с теми, с кем была настоящая, а не воображаемая дружба.
Ничто так не повышает твой статус на вечеринке, как общение со знаменитостями. Но есть и оборотная сторона. Ты начинаешь со всеми включать «режим интервью» и разговаривать так, будто из любой беседы можно состряпать публикацию. К счастью, большей части людей льстит, что ты считаешь их потрясающими и действительно интересуешься, где они купили свои наряды.
5. Редакторы. Как меня чуть не стошнило на моего кумира Анну Винтур
Одним жарким летним днем, через год после скандала со спортивными штанами, я лежала на открытой террасе на крыше многоквартирного дома, в котором жила, пытаясь выполнить ежегодный двухмесячный план: придать своей прозрачной коже чуть более темный оттенок. К счастью, я не курила травку, когда зазвонил телефон.
– Это Марк Холгейт, – произнес на другом конце линии голос с британским акцентом, принадлежавший редактору журнала Vogue, недавно назначенному на этот пост. – Интересует ли вас должность журналиста, пишущего о моде, в журнале Vogue?
Интересует ли меня? Меня?!
– Да, – прошептала я. Ущипните меня за руку.
– Замечательно, – сказал Холгейт. – Не могли бы вы прислать свое резюме и несколько статей? И свяжитесь с отделом кадров, чтобы уточнить время вашей встречи с Анной.
– Обязательно, – ответила я. Моей жизни придется встать на паузу, пока я не выполню эти задания.
Vogue считается библией среди модных журналов. Следовательно, его главный редактор Анна Винтур – кем-то вроде Творца в мире моды. В этой индустрии она – самый влиятельный и могущественный человек. Таким образом, работа в Vogue означает, что вы тоже одна из важных и влиятельных персон в этом бизнесе. Это подтверждение собственной значимости, а подтверждение собственной важности – это, во многих отношениях, причина существования моды.
Работа в Vogue означает гламурную жизнь – не в том смысле, как она показана в фильме «Дьявол носит Prada», когда вы летите в Париж на Неделю моды в бизнес-классе, постоянно посещаете приватные ужины со знаменитостями и известными дизайнерами и получаете так много дизайнерских вещей, услуг СПА-салонов и карт спортивных клубов бесплатно или со скидкой, что можете сравниться с какой-нибудь второсортной звездой. Работая в Vogue, вы живете в нескончаемом вихре туфель-лодочек от Маноло Бланика и элегантных салфеток, вы стройны, вам все завидуют. Но я, конечно, притворилась бы, что глубоко разочарована их замшелыми и старомодными методами работы. Так как все завидуют сотрудникам Vogue, но не хотят в этом признаваться, я смогу встретить людей, которые притворятся, что согласны со мной.
Естественно, как только вам звонят и приглашают на работу, вы прекращаете нести чушь и превращаете Vogue в идола.
Я поняла, что пот с меня течет ручьем. (Потеют ли сотрудники Vogue? Вероятно, нет. На заметку: перед собеседованием с Анной удалить потовые железы.) Результат не заставил себя долго ждать: краска с моего неонового бикини за 25 долларов из Forever 21 потекла на мое драгоценное белое пляжное полотенце от House of Deréon. Каждое лето этот подарок, как воплощение неподвластной времени элегантности, подтверждает мой пляжный стиль. Отлепившись от полотенца, я отправилась домой.
Спускаясь в свою студию, обставленную мебелью из Ikea, я не переставала обдумывать истинные последствия работы в Vogue. Во-первых, каждый день придется ходить на работу и выглядеть так, будто сошла с обложки журнала, с профессионально уложенными волосами и макияжем. Меня же утомляло ходить на работу в наряде, мало отличавшемся от пижамы: в джинсах, в футболке с изображением Бейонсе, в туфлях на низком каблуке и с мокрыми волосами, собранными в пучок. Во-вторых, мне пришлось бы наивно и жизнерадостно писать обо всем, что происходит в мире моды, что совсем не вязалось с моим ироничным подходом к работе на сайте The Cut. И в-третьих, нужно идти на собеседование к Анне Винтур, моему идолу, но наготове не было бумажного пакета на случай тошноты.
