— Так вы переживаете за барона? — немного сухо спросил король.
— Он мой друг, Ваше Величество, — ответила я с неожиданно подкатившими к горлу слезами. — У меня слишком мало друзей, чтобы походя отмахиваться от их горестей и бед. И барон никогда бы… — я замолчала, чтоб задавить в себе вдруг проснувшуюся женщину с ее страданиями. Государь теперь не перебивал, просто слушал, и я продолжила, как только ощутила прежнюю твердость: — Я знаю точно, что Гард не опаивал Ришема, как знаю, что он никогда бы не поверил в то, что я могу быть замешана в каком-нибудь преступлении.
— Откуда такая уверенность, ваша милость?
— Потому что он мне доверяет, как и я его милости. Так поступают друзья, они защищают тех, кто им дорог…
— Стало быть, я вам не друг, вы это хотите сказать, баронесса?
Его Величество поднялся со стола и неспешно направился ко мне. Его взгляд вновь наполнился живейшим интересом. Гнева не было, только вот это вот любопытство, будто перед ним стояла неведомая зверушка, а не хорошо знакомый человек. Я вдруг ощутила трепет, осознав, что гнев на самом деле есть, только он скрыт вот под этим взглядом, больше напоминавшим издевку.
— Ну же, ваша милость, выскажетесь до конца, — подначил меня государь. — У вас ведь есть, что еще мне сказать? Давайте, дорогая, не стесняйтесь. Перед вами всего лишь ваш сюзерен, так излейте на него свою желчь. Я вас слушаю, Шанриз, очень внимательно слушаю.
Я сжала кулаки, чтобы подбодрить себя. Осознание всего происходящего было подобно ледяной воде, обрушавшейся мне на голову. Я даже втянула голову в плечи. Если мне сейчас укажут на дверь и велят больше не являться на глаза, то это будет справедливо. Его Величество так долго позволял мне быть собой и говорить, как мне думается, что я совершенно забылась. И вместо того, чтобы облечь слова в иную форму, я и вправду бросила в атаку. Ох, как же глупо…
Однако идти на попятную было поздно, иначе я буду выглядеть жалко, а вот этого мне вовсе не хотелось. И все-таки стоило вернуть учтивость.
— Ша-анри-из, — растянув мое имя, проникновенно позвал король. — Что же вы молчите и не обрушиваете на меня свой гнев?
— Я думаю, — ответила я.
— О чем же? Откройтесь, душа моя, что полнит вашу головку?
— О, государь, там множество мыслей, — сказала я и склонила голову: — Во-первых, это раскаяние за выбранный тон, но извинением мне может быть моя тревога и боль, которые я испытала, уверившись, что вы, Ваше Величество, заверив меня в вашей дружбе и добром отношении, так быстро отказались от своих слов. Вы велели мне не разбрасываться вашим благоволением, и его я трепетно хранила в своем сердце. Но вот первая ложь, и вы сами забрали у меня то, что велели беречь. И как же мне не чувствовать обиду, раз вы пренебрегли моим почитанием вас?
— Что же было, во-вторых?
— А во-вторых, Ваше Величество, мне обидно за мой род, чье доброе и честное имя втоптали в грязь и нанесли удар по преданности, срок которой исчисляется не годами, а столетиями. Разве же Доло не достаточно доказывали свою верность Камерату и его государям? Среди нас нет изменников и преступников. Почитание законов родного королевства у нас в крови. Так как же можно было связать нас с темной магией?
— Наверное, есть еще и, в-третьих? — полюбопытствовал государь.
Я вновь поклонилась и ответила:
— Есть, Ваше Величество. Я хочу узнать, что же ожидает нас в будущем? Неужто и вправду род Доло станет изгоем на радость и благо бесчестным лжецам и интриганам?
— Любопытно, кого вы имеете в виду? — король улыбнулся, но взгляд его стал вдруг колючим и предостерегающим.
— Разумеется, жертву любовное приворота, — не удержав усмешки, ответила я. — Разве же не ему так выгодно изгнать нас из вашего дворца? Впрочем, — я коротко вздохнула: — Я опять перешла границу и осмелилась обвинить вашего любимца и главу рода дорогой вам женщины. Уж им-то вашего благоволения не утерять.
Государь прикусил губу и некоторое время смотрел на меня, а после приподнял брови и спросил:
— Вы злитесь? На Ришема. Скажите, вам было приятно, когда он безумствовал при виде вас?
— Пф, — фыркнула я, взмахнув рукой в пренебрежительном жесте. — Вот уж не новость. Что опоенный герцог, что нет, безумствовать ему не впервой. Разве что опоенный он более настырный и неприятный, чем в трезвом уме.
— Поясните, — потребовал Его Величество.
— Опоенный, он кидался на меня с поцелуями, а без зелья в голове его светлость пробрался к моим комнатам в костюме слуги и заверял в своих чувствах столь страстно, что больше напугал и рассердил, чем вызвал сочувствие. Это было в тот же вечер после игры в спилл, когда вы запретили ко мне приближаться, — с удовольствием накляузничала я.
— Вот как, — неопределенно произнес король. Он поджал губы, заложил руки за спину и прошелся по кабинету, кажется, перестав обращать на меня внимание.
— Но прежде прислал письмо, всеми силами пытаясь вынудить меня к тайной встрече с ним. Уж больно его светлость задели ваши слова и мое к ним отношение. Про шалости герцога, — подлила я еще немного масла в огонь и впервые за прошедшее время ощутила прилив благодушия. Сотворенная пакость принесла мне некоторое удовлетворение и успокоение.
Монарх развернулся в мою сторону и вновь вопросительно приподнял брови:
— Отчего раньше молчали? Вы ведь знали, что он нарушает мой запрет.
— Как же мне было влезать промеж вас и вашей возлюбленной с главой ее рода, которому она доверяет всей душой? Да и как не доверять, если лишь благодаря усилиям его светлости вдова графа Хальта сумела завоевать ваше сердце? Быть может, в благодарность за щедрый дар герцога вы смотрите сквозь пальцы на его неповиновение и каверзы. И вдруг я буду жаловаться, — я коротко вздохнула и продолжила: — Знаете, как говорят, государь, в чужую семью нос не суй, откусят. А графиня – ваша семья, а стало быть, и его светлость тоже.
— Но сейчас-то сказали, — справедливо заметил монарх.
— Сейчас вы спросили, я ответила, — пожала я плечами. — Но готова вновь принести извинения. Я во многом успела провиниться, государь с той минуты, как вошла в ваш кабинет. Отвлекла вас от ваших дел, посмела обидеться на недоверие, заступилась за невиновного барона Гарда, а после позволила себе говорить о ваших близких людях, которым даровано безусловное доверие, да еще и обвинить их.
Государь направился ко мне. Его взгляд не отрывался от моих глаз, шаги были чеканными, и губы кривила усмешка, показавшаяся мне недоброй. Он остановился так близко, что я невольно сделала шаг назад, но король ухватил меня за руку и заставил остановиться.
— Безвинный барон, говорите? — ледяным тоном вопросил Его Величество. — Быть может, на нем и нет той вины, в которой его подозревают, но он сам себе открыл дверь темницы. Знаете ли вы, ваша милость, что показания человека, наблюдавшего за тем, как Гард поднес руку к бокалу герцога – правда…
