Я порывисто обернулась, ища взглядом того, кто это сказал, но не увидела. Зато встретилась взглядом с королем, и провалиться мне сквозь землю, если взор его не сиял ответным азартом. И в эту минуту мне отчаянно захотелось бросить ему вызов, но я сдержалась, не желая быть неучтивой, потому что для этого пришлось бы слезть с лошади, а этого делать отчаянно не хотелось.
Король сам шагнул ко мне и, потрепав Стрелу по шее, произнес, глядя на меня снизу вверх:
— Мои поздравления, ваша милость, — сказал он. — Мое признание победы на вашей стороне. Почему я ни разу не видел вас в манеже или на конной прогулке? Не пренебрегайте тем, что вам нравится. Я сам люблю езду верхом, особенно на закате.
И он отошел к фаворитке, не спускавшей с него пристального взгляда. Ошеломленная, я не успела ответить, потому что, кажется, мне назначили свидание. И я бы, наверное, воскликнула нечто ликующее, однако этикет уже вновь запустил в меня зубы…
Глава 9
Утро следующего дня началось для меня с цветочного аромата. Он был таким сильным, будто я проснулась посреди оранжереи, а не в своей спальне. Моя Тальма каждый день приносила свежий букет, но никогда еще запах цветов не был так ярок, как в это утро. Сев на кровати, я огляделась, а после, так ничего и не найдя, пожала плечами и поднялась с постели. Потянувшись, я накинула легкий халат и направилась к двери. И вот когда я ее распахнула…
— Бо-оги, — изумленно протянула я и обвела взглядом гостиную, уставленную цветами. — Откуда всё это? — спросила я Тальму, как раз ставившую на стол вазочку с небольшим, но очаровательным букетом из полевых цветов.
Впрочем, одарили меня не только полевыми цветами, но и срезанными в оранжерее, быть может, в цветнике, а может, и доставленными из ближайшего города. Это живо напомнило мне утро после дня моего рождения, знак внимания, показавший, что я не оставила своих гостей равнодушными. После мне еще присылали цветы, не так щедро, конечно, но они были. Впрочем, с момента моего появления во дворце всякие подношения закончились. И вдруг это цветочное море…
Заинтригованная, я прошлась вдоль ваз с букетами и приметила записку. Открыв ее, я прочитала и хмыкнула: «Очаровательной квинигер». Я рассмеялась – меня назвали воительницей. Впрочем, квинигеры поклонялись иному богу. Они поклонялись Кингерду – богу славы и побед. Этот культ давно остался в прошлом и даже считался языческим. И уж точно никто бы нынче не надел бы на женщину доспехов, не вручил бы ей оружие и уж тем более не выпустил на поле боя. Когда-то давно квинигер нанимали на службу, и считалось, что они лучшие телохранители. И в сражении эти женщины бились с мужчинами плечом к плечу. Но… всё это сегодня считалось недопустимой дикостью. Время квинигер окончательно миновало лет пятьсот назад, и теперь они стали всего лишь легендой.
— Значит, скачки, — усмехнулась я себе под нос и взяла записку из следующего букета. — Милый мотылек, трепетание ваших крылышек ранило меня в самое сердце. Искренне ваш К. Какая пошлость, — фыркнула я и перешла к следующей записке.
Не во всех букетах были записки, кто-то из дарителей решил остаться неизвестным. А кто-то и просто желал доброго утра, обходясь без всяких эпитетов и намеков на флирт, но показав свое доброе отношение. Такие подписывались полным именем. И все-таки более всего меня заинтересовал один-единственный букет – тех самых полевых цветов, который принесли последним, наверное, именно своей незатейливостью. И записка тоже имелась, только было там всего одно слово «Очарован», но ни подписи, ни даже одного инициала.
— Кто принес? — спросила я Тальму, расправлявшую цветущие ветки в одной из ваз. — Этот букет, кто доставил?
— Лакей, ваша милость, — ответила она, посмотрев на меня. — Почти все букеты принесли дворцовые лакеи. Вон тот, — она указала на другой букетик, стоявший рядом с полевыми цветами, — слуга его милости барона Гарда принес.
Я протянула руку, взяла записку и прочитала: «И все-таки я бы вас обошел. Оспорите? Если да, то я в вашем распоряжении». Рассмеявшись, я так и представила барона, потирающего руки в предвкушении новых скачек. Однако его записку я отложила и вернулась к полевым цветам. Воображение нарисовала несвойственную мне романтическую картину, как некий мужчина, выехав с утра на прогулку, собирает для меня простой, но очаровательнейший букет. И на месте этого мужчины я видела только одного – Его Величество. Но ведь и вправду, кто был бы немногословен и вовсе обошелся без подписи? Только он.
— О, Хэлл, — прошептала я. После подняла букет к лицу и вдохнула приятный и простой аромат. — Чудесно…
— Ее светлость велели явиться к ней, как только вы проснетесь, — произнесла служанка, вернув меня с облаков.
Охнув, я порывисто обернулась к ней и возмутилась:
— Отчего же сразу не доложила?
— Так докладываю же, — ответила она, чуть обиженно. — Вы только проснуться изволили, минут пять, как встали, вот я вам почти сразу и говорю. А до этого вы меня про цветы спрашивали. А теперь я доложила.
— Приготовь мое сиреневое платье, — приказала я и удалилась в умывальню, чтобы привести себя в порядок.
И пока я умывалась, одевалась и сидела перед зеркалом, ожидая, когда Тальма причешет меня, мысли то и дело крутились вокруг букетика и этого единственного слова «очарован». Я уговаривала себя, что прислать его мне мог, кто угодно, но воображение упорно рисовало государя с полумечтательной улыбкой на устах, когда он срывал для меня цветы. Но вскоре почувствовала раздражение. Вот еще новости, никогда не страдала от девичьих грез, а тут вдруг летаю в облаках и улыбаюсь… Я посмотрела на свое отражение и фыркнула – и вправду улыбаюсь.
— Глупость какая, — проворчала и поджала губы, чтобы они перестали растягиваться в глупую ухмылочку.
— Да что же вы всё гневаетесь, ваша милость, — всплеснула руками Тальма. — Ничего я и не глупая, но не перебивать же мне вас было, пока вы про цветы спрашивали. Простите, коли рассердила, впредь этого уже не повторится.
Я встретилась с ней взглядом через отражение и отмахнулась:
— Я вовсе не гневаюсь, Тальма. Заканчивай с прической.
— Так вот одну шпильку и осталось вколоть, — сказала она и, воткнув шпильку, увенчанную жемчужиной, отошла на шаг назад и улыбнулась: — Ну и красавица же вы, ваша милость. Гляжу и наглядеться не могу.
— Благодарю, — ответила я рассеянно и поднялась с низкого кресла, на котором сидела.
— Завтракать подавать, ваша милость?
— Позже, — снова отмахнулась я. — Сначала схожу к ее светлости.
— Исхудаете, госпожа, — служанка укоризненно покачала головой.
Я отвечать не стала. Бросив на себя в зеркало последний взгляд, я направилась к дверям, но прежде вновь вдохнула аромат полевых цветов и поспешила к герцогине. Настроение у меня было превосходным! Таким же превосходным было настроение у ее светлости, и как только я вошла к ней в комнаты и присела в реверансе, моя покровительница, сидевшая в кресле, протянула ко мне руку и позвала:
