Гарду об этом разговоре я рассказала, он выслушал и кивнул:
— Я буду очень осторожен, — обещал барон. — Если я смогу раскрыть эту тайну, мы с вами ее разгадку будем знать точно.
Но все эти человеческие дрязги не волновали того, кто был целью чужой мести, а теперь и причиной поисков злодеев и справедливости. Господин Аметист развлекался, как мог, и чаще всего за мой счет. В своих увеселениях он совершенно не желал видеть меры. К примеру, на той вечерней прогулке, которая мне вспомнилась, дядюшка попросил показать ему результат наших занятий с Фьером. Я с радостью согласилась, очень уж хотелось похвастаться своими успехами.
Мы с его сиятельством нашли прекраснейшее место, свободное для бега лошади. Замечательнейшая тропинка, которую пересекало сломленное тонкое деревце. И высота была невелика, для Аметиста подобный барьер был простым и безопасным. Я забралась в седло, пустила жеребца к барьеру… И что же?
Это было грандиозное представление одного актера! Аферист начал с того, что со ржанием остановился перед деревцем, заупрямился и сдвинуть его с места не представлялось возможным. Я спешилась, взяла за повод и потянула скакуна к нашему препятствию, чтобы доказать его удобство. Но негодяй уперся! Я тяну, он не двигается с места, только опускает шею вслед за поводом. И сколько бы я его не уговаривала, это… это животное не сдвинулось ни на шаг! Я просила, я умоляла, я увещевала, я угрожала, я даже просила прощения, но он остался глух ко всем моим унижениям и уговорам.
Более того, как только я отпустила повод и всплеснула руками, конь мотнул головой, развернулся и отбежал в сторону. И когда я поспешила за ним, Аметист… умер. Совершенно натурально повалился на землю, растянулся на боку, заржал и замер. Если бы меня просили сравнить умирающих жеребцов, то мой был бы самым умирающим. И вновь я исходила над ним на яд и уговоры, а Аметист продолжал мертветь, только косил на меня своим бесстыжим глазом. И вот тогда, потеряв всякое терпение и остатки доброго расположения, я и возопила:
— Да что же ты за животное!
И пока мы препирались с негодным актеришкой, его сиятельство явно получал удовольствие. Поначалу он прятал улыбку, после прятать перестал, а когда Аметист решил всенепременно издохнуть на моих глазах, и вовсе расхохотался. Обиженная, я обернулась к нему и вопросила:
— Что вас забавляет, дядюшка? Он же измывается надо мной!
— Вы сами его выбрали, Шанни, — ответил граф. — А раз, зная о наклонностях этого жеребца, вы лишь еще больше с ним сблизились, значит, вам нравятся его каверзы.
— Но это же уже вовсе никуда не годится! — воскликнула я, и его сиятельство ответил, пожав плечами:
— Так замените скакуна, у герцогини их немало.
Мстительно ухмыльнувшись, я нацелила палец на Аметиста и объявила:
— Теперь я буду кататься только на Стреле. И никаких аферистов. — Ответ жеребца был краток и красноречив. Он вновь уронил голову на землю и закрыл глаза, теперь «умерев» до самого конца.
Мне осталось лишь скрежетать зубами от злости. Дядюшка подъехал к нам и спешился. После вытянул ногу и, совершенно не заботясь о чувствах артиста, толкнул его носком сапога для верховой езды. Артист на уловку не поддался.
— Да-а, — протянул граф. — С ним бы на ярмарке деньги зарабатывать, озолотились бы. Жаль, для аристократа это высшая степень дурного тона. Придется наслаждаться в одиночестве и бесплатно. — Он присел на корточки и потрепал Аметиста: — Дружок, ты собираешься оживать?
Жеребец всхрапнул, посмотрел на его сиятельство, но возвращать себе разум не спешил. Присев рядом, я протяжно вздохнула и подперла щеку кулаком.
— Тебе так понравилось, когда над тобой плачут? — спросила я. — Запомнилось, и теперь хочется снова почувствовать себя центром вселенной? Ну, что мне еще сделать? Встать на голову или рвать на себе волосы? Но я ведь и без того тебя люблю. Ну, погляди, какой ты красивый, какой статный, какой сильный. У тебя даже есть собственное украшение, чего тебе еще не хватает?! — не сдержавшись, выкрикнула я, но тут же пожалела об этом.
Аметист, вроде бы только приподнявший голову, вновь уронил ее и фыркнул. Я зарычала. Вскочив на ноги, я отошла в сторону, закинула руки за голову и в бессильной ярости топнула ногой. Простояв так некоторое время, я выдохнула и решительно вернулась к упрямцу. После опустила на колени и обняла жеребца, провела ладонью по гриве, задев подвеску накопитель, подаренный Аметисту магистром Элькосом, чтобы избежать магического вмешательства в будущем.
— Дорогой мой, — проворковала я. — Замечательный…
Не знаю, как быстро бы мне удалось удовлетворить Аметиста в его потребностях, но с другого конца дороги послышался стремительный топот копыт. Мы все вместе обернулись на звук, включая фигляра и порядочного коня его сиятельства. В нашу сторону мчался в галопе неизвестный всадник. Вскоре он приблизился к нашему сломленному деревцу, конь перемахнул его и поскакал дальше…
— Видишь, всякий может перепрыгнуть, — сказала я Аметисту. — И никто не станет умирать из-за этого.
Неожиданно послышалось лошадиное ржание, всадник слишком резко натянул поводья, и его скакун поднялся на дыбы. А спустя несколько мгновений он подъехал к нам и спешился.
— Добрый вечер, ваше сиятельство, ваша милость.
— Ваша светлость, — с достоинством кивнул дядюшка.
— Добрый вечер, — ответила я прохладно.
Это было самым неожиданным. Именно здесь, в стороне от обустроенных дорог, где бежала лишь узкая тропа, встретить герцога Ришема. Его светлость на миг задержал на мне взгляд, а после перевел его на графа.
— У вас что-то случилось? Пострадала лошадь?
И пока дядюшка объяснял произошедшее, я повернула голову в ту сторону, откуда появился герцог, пытаясь вспомнить, что там находится. Кажется, какая-то деревня. Но что было нужно его светлости в деревне? Приметил какую-нибудь селянку? В любом пиршестве хочется разнообразия…
— Стало быть, актерство, — услышала я и обернулась к герцогу. — Невероятный конь, но таким лучше любоваться издалека.
— Ваша светлость, — позвала я, и он с готовностью обернулся. — Что находится в той стороне?
— Несколько деревень и пшеничные поля, — ответил герцог.
Кивнув ему, я вернулась к Аметисту, но тот уже вновь лежал, ожидая продолжения.
— Ну, знаешь, с меня хватит, — отчеканила я, распрямилась и отошла в сторону, чтобы вновь взять себя в руки.
Я никогда не была так близка к идее смены скакуна, как в эту минуту. Можно было бы выгородить самодура и обвинить Ришема, что это он помешал мне вразумить жеребца, прервав спектакль почти в его финале. Однако делать мне этого не хотелось, потому что было бы несправедливо. Да даже на Аметиста я злилась гораздо меньше, чем на себя саму. Единственная, кто была виновна в нынешнем представлении, – это я. Нельзя было позволять коню диктовать свои правила, но ведь с ним по-другому и не выходило. Кто же виновен, что он уродился таким необычным?..