— Разве же мой господин приблизил бы к себе дурного человека? — спросила я, прекрасно понимая причину неожиданной просьбы.
— Разумеется, нет, — с ноткой досады ответил государь. — Но я мужчина, и выходки Дренга не могут меня скомпрометировать, но вы — девица, а потому общение с его сиятельством будет для вас губительно. Я этого не желаю, и потому говорю прямо — разговаривать с графом вы можете только при свидетелях, а лучше всего при мне.
— Как будет угодно Вашему Величеству, — не стала я спорить.
Дальше мы шли какое-то время в молчании. Государь, на удивление, оставался не узнанным. Хотя кто бы ожидал увидеть его среди толпы? Его гвардейцы разделились. Один шел впереди, другой позади нас, и отнести их к сопровождению было непросто, потому что казалось, будто они идут каждый сам по себе. К тому же голубой цвет, сегодня царивший на улицах, недурно обезличивал своих владельцев, делая их похожими друг на друга.
Впрочем, по улицам мы шли недолго. Когда король свернул в проулок, который уводил нас от дороги во дворец, я посмотрела на него с удивлением. На мой взгляд монарх иронично изломил бровь и доверительно произнес:
— Теперь уж вы в моих руках, ваша милость. Я заманил вас в свое тайное логово, и деваться вам некуда.
— Вы для этого слишком благородны, — ответила я, однако ощутив некоторый трепет.
— Вы так думаете? — полюбопытствовал государь.
Я кивнула, однако тревога моя возросла, и теперь мой взгляд блуждал по сторонам, пытаясь углядеть лазейку для бегства. А когда мы приблизились к калитке, за которой можно было разглядеть стены дворца, я почувствовала себя глупо — мы всего лишь сократили путь и ушли от посторонних взоров. Щеки, полыхнувшие от стыда и досады, выдали мои чувства.
Король мазнул по мне насмешливым взглядом и посторонился, пропуская в калитку. Вздернув подбородок, чтобы хоть так избавиться от чувства неловкости, я прошла мимо него, но через мгновение снова вспыхнула, потому что расслышала смешок у себя за спиной.
— Все-таки вы прелесть, Шанриз, — с улыбкой произнес Его Величество, когда поравнялся со мной и подал руку. Я накрыла сгиб его локтя ладонью и отвела взор, чтобы дать себе время справиться с досадой. — Неприятно лишь одно — вы по-прежнему не доверяете мне. Надеюсь, однажды мы достигнем большего понимания, и в шутке вы начнете видеть шутку. Я не насильник, Шанни, это главное, что вам стоит запомнить. И закончим говорить об этом, потому что всё уже было сказано и выяснено.
— Да, Ваше Величество, — я склонила голову, соглашаясь с ним.
— Вот и чудно, — усмехнулся монарх, и мы зашагали к дворцу.
— Государь, могу ли я задать вам вопрос? — он ответил ожиданием во взгляде. — Скажите, меня терзает любопытство… Это вы провожали меня после того, как я просила вашей защиты? Это ведь вас я увидела, когда обернулась?
Он неопределенно пожал плечом, и я уверилась в своих подозрениях. Теперь, когда я увидела эту калитку, значительно сокращавшую путь, то могла смело предположить: если меня и вел от дворца кто-то из стражей или слуг, то вскоре сам государь оказался за моей спиной и приглядывал до самого дома.
— Еще кое-что. Чтобы избежать ваших очередных подозрений и недоверия, — заговорил монарх, — скажу сразу, что вы будете жить рядом со мной. В моем крыле, так и вам, и мне будет спокойней.
Я тут же насторожилась, после представила покои фаворитки и вовсе ощутила прилив гнева. Вот уж где я жить не собираюсь, так это в комнатах Серпины Хальт и прочих его любовниц…
— Я так и знал, — усмехнулся Его Величество. — Вы негодуете, ожидая подвоха, верно?
— Вы… вы поселите меня в покоях фаворитки? — нервно спросила я.
— А вы думаете, что это единственные покои на всё крыло?
— Простите, — смутилась я.
— Я селю вас неподалеку от себя лишь из желания защитить. Вы же понимаете, сколько сейчас ваших недоброжелателей всколыхнутся от мысли, что вы не утеряли моей милости? Не желаю повторения летних событий. Вы под моей защитой, но чем вы ближе ко мне, тем она надежней. Ни принцесса, ни моя тетка не сумеют дотянуться до вас, пока я рядом. Думаю, вы понимаете, что я не могу приглядывать за вами каждую минуту? Я бы и рад уделить вам больше времени, но есть и мои собственные обязательства перед королевством, а потому я определил вам комнаты там, где есть гвардейцы, магистр Элькос и я сам. Вопросы остались?
— Но я ведь смогу выходить в парк, передвигаться по дворцу и общаться с людьми, которые мне приятны?
— Разумеется, — кивнул государь. — Но у вас будет сопровождение. Возмущение, возражение и дерзость можете оставить при себе, я пропущу всё это мимо ушей. Я был услышан?
— Отчетливо, — заверила я. — Но прислуживать мне будет Тальма.
— Ваша прислуга — ваше дело, Шанриз, — ответил король.
С того дня мы стали соседями. Впрочем, государя я видела не часто. Он был занят государственными заботами, я своими обязанностями, а они не подразумевали входить в королевский кабинет. Этим занимался барон Хендис, а я собирала бумаги и донесения, поступавшие не в канцелярию, а прямиком к королю через его секретаря. Еще разбирала переписку, даже личную. Не читала, разумеется, но раскладывала на стопки по степени значимости. А еще писала ответы на пожелания здоровья Его Величеству, на прошения и ходатайства. Порой мне казалось, что Хендис отдал мне всю свою работу, однако роптать я не собиралась. Хотя иногда к вечеру чувствовала себя в изнеможении, и тогда магистр Элькос со своими эликсирами превращался в посланца Богов.
Да что там. Первые две недели я держалась только на своем упрямстве. Мне хотелось плакать от ощущения беспомощности и злости, когда королевский секретарь отчитывал меня, не слишком следя за выражениями, если я забывала внести в книгу учета какие-то документы, или же не успевала доставить ему бумаги, которые ожидал государь. Я была в отчаянии, впервые подумав, что я совершенно бесполезное никчемное существо, которое не способно выполнить простую работу. Хендис ни разу не похвалил меня, даже когда было за что, зато выговаривал по нескольку раз за день.
Жаловаться на трудности или на своего начальника мне не приходило в голову. Во-первых, не позволяла гордость, а во-вторых, я была уверена, что поведение секретаря обусловлено королевским приказом. Его Величество ведь предупредил, что снисходительности не будет. Иначе объяснить столь разительные перемены в милом и учтивом бароне Хендисе я не могла. Уж больно отличался тот, с кем я играла в спил, от желчного чудовища, теперь связанного со мной общим делом.
А потому, проплакав как-то весь вечер от жалости к себе, я приняла решение, что никто не сломит меня и не докажет, что мир мужчин не подходит для женщины. Могут они, смогу и я. И утром встала в боевом настроении. И сколько бы Хендис не ворчал и не язвил, я оставалась равнодушна к его нападкам. Делала, что должно, и как должно, а на секретаря внимания не обращала. А спустя еще два дня я вызвала его милость на откровенность.
