— Отпустите меня, — потребовала я.
— Сейчас я буду говорить то, что вам не захочется слушать, и потому продолжу удерживать, пока не закончу, — спокойно ответил его светлость. — Это не те объятья, о которых вы думаете, я всего лишь хочу, чтобы вы выслушали, не дергаясь и не сопротивляясь, и не желаю дать вам замерзнуть. Потерпите мою близость, она вынужденная для вас. Для меня желанна, не стану лгать, однако насилия более не будет. В этом я могу поклясться собственной жизнью, которой у меня осталось слишком мало, чтобы разбрасываться даже минутой.
— Мне неуютно, — поморщилась я.
— Знаю, — кивнул Нибо. — Просто дайте мне быть с вами, наконец, искренним. О большем не прошу. Я постараюсь быть кратким, времени у нас может быть и вовсе не осталось. Так позвольте же мне облегчить душу, ничего сверх этого я не прошу и просить не стану.
— Да говорите же, наконец, — с раздражением отозвалась я, глядя в окошко.
Пока наша дорога не закончилась. Вокруг были деревья, и никакого признака жилья. Возможно, нас хотели увезти, как можно дальше от столицы, и тогда время у нас все-таки было.
— Отчего мы не пытаемся открыть дверцы? — спросила я раньше, чем Ришем заговорил.
— Выскочим из кареты, и что дальше? — спросил он. — Мы не знаем, сколько людей сопровождают нас, вооружены они или нет. В лучшем случае, нас быстро вернут назад и позаботятся о том, чтобы мы не могли сдвинуться с места. В худшем — пристрелят и бросят тела в лесу. Да и пешком по морозу мы далеко не уйдем. Самое разумное — дождаться остановки, понять, где мы и кто нас охраняет, а уже после действовать. Согласны?
Нехотя кивнув, я буркнула:
— Да.
— Замечательно, — усмехнулся его светлость. — Это первое, в чем мы пришли к единому мнению. — Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а после произнес: — Я люблю вас, Шанриз. Молчите! Мое признание не требует ответа, всего лишь констатация факта. Да, я вас не забыл и, наверное, забуду еще не скоро. Однако это мои печали, и вас они не волновали раньше, не станут волновать и впредь. Если нам удастся вернуться, то через полтора месяца я женюсь на Селии, и мы отбудем в Ришем. Эта данность неизменна, и я даже не собираюсь пытаться противиться ей. А потому я в своих чувствах вам неопасен. Они просто есть и всё.
Именно поэтому, узнав от государя, что ныне вы служите ему в должности помощника секретаря, я решился вам написать прежде, чем появился во дворце. Мне не хотелось видеть в ваших глазах страх и отвращение… хотя бы не страх. И, как имел честь вам писать, я исцелился от того безумия, которое владело мною летом. Виной тому было бессилие и ревность, столь яростная, что я не сумел совладать с нею и с собой. Из-за своих чувств я упустил всякую возможность противостоять герцогине и вам. Я тратил время на любование вами издалека, на грезы, позволительные юнцу, а не такому расчетливому человеку, как я. А еще сходил с ума, понимая, что надеяться мне не на что. Всё это подтолкнуло меня к той низости, которую я едва не совершил. Мне жаль, что я оскорбил вас и унизил. Этого я себе простить не могу, и когда вспоминаю вас в слезах, мне становится противно от самого себя. Однако я обещал вам быть искренним, и потому должен сознаться в том, что сожалею лишь о выбранном способе добиться вас, но не о самой попытке. Я проиграл, признаю поражение и более не стану навязывать вам своего общества.
Впрочем, теперь я могу признать и то, что любая моя интрига против вас была заведомо обречена на провал. Ваше появление стало концом Серпины. Она мила, но слишком вялая, чтобы соперничать с вами. Ей не хватает живой яркости, и весь ее успех — это только мои старания.
Я вывернулась и посмотрела на него:
— Что вы имеете в виду?
Нибо усмехнулся:
— То, что сказал. Она бы не продержалась дольше пары месяцев, если бы не я. Колоссальнейшая работа! Шанриз, вы даже не можете себе представить, сколько я собрал информации о государе, о его норове, о привычках, о тайнах, наконец. Сколько извивался, сколько потратил времени и средств, чтобы изучить его так, как, наверное, не знает себя он сам. Я шел к своей цели столько же, сколько сумел удержать ее сиятельство в покоях государя, даже дольше.
Я подбирался к этой самовлюбленной гусыне — ее светлости, чтобы заручиться ее поддержкой и пристроить родственницу на место фаворитки. А когда узнал ее много лучше, то понял — пора бежать от своей покровительницы. Думаете, она взяла меня на должность мажордома, потому что иной не было? Меня — правителя провинции! О не-ет, унижая, она подчиняет и возвышается. Это было намеренное действие, чтобы показать, какую милость она оказала, приблизив меня и поселив во дворце, чтобы после не забывал, чем обязан. И останься я подле нее, то Серпина не удержалась бы и месяца, потому что герцогиня желала самолично распоряжаться фавориткой своего племянника, но она совершенно не способна управлять. Строить козни — да, интриговать, раскидывать сети, но лишена дальновидности, логики и предусмотрительности. Всё и сразу. Я даже был удивлен, что она терпела так долго, пока вы сближались с государем.
— У нее не было иного выхода, — с кривой ухмылкой ответила я. — Впрочем, она готова была не спешить… поначалу.
— Да, верно. Дело не в ней, а в вас, — ответил Ришем. — Думаю, она готова была подтолкнуть вас на ложе племянника еще после маскарада.
— Могла бы, если бы знала о том, что происходит между нами в точности, — отмахнулась я. — С определенного момента я не говорила ей всего, только то, что считала нужным.
— Правильное решение, — я заметила, как Нибо улыбнулся. — Вот и я принял такое решение и сделал ставку на принцессу. Неопытная и наивная Селия должна была помочь в моем деле, а не душить собственными притязаниями… я ошибся, — он усмехнулся, и я снова вывернулась, чтобы посмотреть на его светлость. — Ее Высочество оказалась избалованной своим братом, не менее упрямой, чем он, и самовлюбленной, как их тетка. К тому же еще и глупой. Она, конечно, сделала всё, что от нее требовалось, но… — Теперь я и вовсе не сводила с него взгляда, предчувствуя, что сейчас мне расскажут то, о чем, может быть, подозревала, но не была уверенна до конца. Ришем замолчал. Короткое мгновение он скользил взглядом по моему лицу, а после усмехнулся и вздохнул: — До чего же вы хороши, Шанни. И этот ваш взгляд… — Но тряхнул головой и вернулся к своему повествованию: — Я не должен говорить то, что собираюсь. Это тайна королевского рода, однако я обещал быть откровенным, а потому буду держать слово. Но вы должны знать, что даже вам король не простит осведомленности, потому молчите, ваша милость. Не вздумайте выдать своего знания. — Я кивнула, и герцог, еще на миг задержав на мне взгляд, тихо выругался: — Проклятье. — Он отвернулся и некоторое время смотрел в окошко, за которым вновь появилось пустое заснеженное поле, освещенное лунным светом. Я чувствовала, как его сердце ускорило бег. Нибо медленно выдохнул и неожиданно произнес: — Как-то далеко нас везут… Если бы хотели убить, то уже сделали бы это.
— Убить? — переспросила я.
— В этом похищении нет смысла, если только избавиться. Убийство — один из способов, только и всего. Я теперь безопасен, потому что в опале, и вряд ли что-то изменится. Но я здесь. Значит, меня используют. И тогда я делаю вывод, что кто-то меня очень сильно недолюбливает, раз решили втянуть в это грязное дело. Я бы даже назвал это ненавистью. А вот вы в фаворе и кому-то мешаете не менее сильно. То есть главная цель — это вы. А раз от вас хотят избавиться, то самое простое — это убрать… убить, уж простите, ваша милость. А меня выставить убийцей… Но это в любом случае расследование. Значит, я должен был бы покончить с собой, чтобы не дать показаний, однако это не отменяет расследования и последующего наказания. Да и увозить далеко не за чем. А нас везут. Скорей всего, мы нужны похитителям живыми, а главное, вместе. Для чего?
