— Подними ее, — велела знахарка.
И я стала спинкой кресла, в которую Агыль уперлась плечами и головой. Ее ступни Орсун прижала к своим коленям. А за нашими спинами продолжала свои песни шаманка. Голос ее звучал теперь на пределе, удары слились в непрекращающуюся череду, и, казалось, сами движения превратили Ашит в смазанную тень. Я скосила на нее глаза, но тут же забыла о матери, потому что в мою руку вцепились мертвой хваткой пальцы Агыль.
— М-м-м, — замычала я, стараясь справиться с неожиданной болью.
Моих страданий никто не заметил, потому что Агыль натужно закряхтела. Орсун часто закивала, одобряя происходящее. Пальцы на моей руке сжались с новой силой и мое:
— А-а! — слилось с вскриком Агыль и плачем младенца.
— О-ох, — протяжно выдохнула женщина, и я выдернула руку из ослабших пальцев.
Мне хотелось выругаться ровно до того мгновения, как я увидела его. Маленький, красный, сморщенный, облепленный какой-то гадостью… Младенец сейчас совсем не выглядел так, как я представляла. Он разевал беззубый рот в надрывной крике, а на моем плече улыбалась женщина, кажется, готовая потерять сознание.
— Сын, — прошелестел ее голос. — Ахтыр.
И в тот же миг потухли последние тлеющие крошки травы, оставив на полу черный след, и оборвалось пение шаманки. Она согнулась пополам и тяжело дышала, постепенно приходя в себя. Отстранившись, чтобы уложить Агыль, я с тревогой смотрела на мать. Вот теперь она была похожа на древнюю старуху. Не знаю, как в молодости, но сейчас ритуал дался ей тяжело, как и тогда, когда она отбила Танияра у Смерти. Освободившись, я поспешила к ней, уже не обращая внимания на мужа и женщину, появившихся рядом с измученной родами матерью.
Подступив к Ашит, я бережно взяла ее за плечи, но шаманка покачала головой, убрала от себя мои руки и тихо произнесла:
— Я должна закончить.
Мне осталось только наблюдать. Шаманка распрямилась, потому что к ней шел Ильд с сыном на руках. Ашит снова подняла хот, ударила в него и произнесла несколько слов. После склонилась к Ахтыру и что-то зашептала. Младенец замолчал, будто прислушиваясь к словам шаманки, а когда она отстранилась, чмокнул губками и заснул. А Ашит направилась к Агыль. Я машинально потерла ноющую руку и тихо фыркнула.
Женщина еще лежала на полу. Моя мать что-то шепнула и ей. Затем подняла фигурку Илсым, и Агыль с явным благоговением прижалась к ней губами, благодаря за помощь. Шаманка бережно собрала статуэтки богов, склонила голову, что-то негромко пробормотав им. А после махнула мне рукой, подзывая.
— Собери, — коротко велела она.
А вскоре мы уже вновь сидели в возке. Мне казалось, что прошло не больше часа с тех пор, как мы приехали, но когда вышли на улицу, там уже не было метели. Лишь легкие снежинки, оседавшие на ровный белоснежный наст, напоминали, что ночь закончилась совсем недавно. Тьму сменил всё более светлеющий сумрак, и усталость после бессонной и тяжелой ночи, наконец, дали себя знать. И всё, чего хотелось сейчас, — это поскорей добраться до дома и упасть ничком на лежанку.
Глава 7
Весна… Я не думала, что она вообще бывает в этом белом холодном мире. Да, знала, что однажды она наступит, но не верила. По насечкам на моем полене, я жила в доме Ашит уже девяносто девять дней, и все это время я слушала завывание метели ночью и скрип снега под ногами днем. И до того свыклась с этими звуками, что в ночь на сотый день открыла глаза и не поняла, что же меня встревожило. А потом догадалась — тишина.
На миг испугавшись, что оглохла, я подошла к окошку и увидела то, чего еще не было ни разу за предыдущие девяносто девять ночей — свет луны. Он серебрил снежный наст, рассыпал белые сияющие искры, и я захотела увидеть это не через окно. Я накинула на плечи шубу и приоткрыла дверь…
— Ох, — сорвалось с моих уст, и больше я не сумела произнести ни слова.
Завороженная красотой этой ночи, я подняла взгляд к небу и увидела там сияние звезд. Кристальная чистота воздуха превратила их в мириады бриллиантов, переливавшихся множеством граней. А после я снова посмотрела на землю и уже не отрывала взора от снежного перелива.
А потом за моей спиной заворчал Уруш. Он протиснулся мимо моих ног и уселся рядом, не спеша сбежать на прогулку. Турым не зазывал меня поиграть, не просил вернуться в дом, просто сидел и любовался вместе со мной волшебством. Не знаю, сколько прошло времени, я не чувствовала его, но очнуться нас заставил голос шаманки:
— Ашити, вернись в дом. Заболеешь.
— Мама, мне не холодно, — отозвалась я и вдруг поняла, что и вправду мороза больше нет. И я спросила, вновь глядя на россыпь белых искр: — Мама, что это?
Она подошла к нам с турымом, шире открыла дверь и улыбнулась:
— Это весна, дочка.
— Весна, — эхом откликнулась я. — Как же красиво.
— Красиво, — согласилась шаманка, но тут же строго велела: — Вернись в дом, простынешь.
Вздохнув, я послушалась ее, но не смогла лечь. Сна не было. Вместо лежанки, я снова подошла к окну, села на лавку и устремила взгляд на улицу. Не было сил оторваться и забыть о чудесном видении. Оно было подобно тому, что я видела в пещере Белого Духа, но там сияние было холодным, стылым, а сейчас я видела, словно пробуждение жизни. Ее предвестие.
Уруш вновь был рядом со мной. Он запрыгнул на лавку, уселся рядом и тоже глядел на улицу.
— Доброе предзнаменование — встретить первую весеннюю ночь, — произнесла Ашит.
Она подошла ближе и присела рядом со мной и Урушем.
— Больше не будет метелей? — спросила я.
— До следующей зимы не будет, — кивнула шаманка.
— У меня дома бывают метели весной, а зимой оттепель, — сказала я, снова поглядев в окно. О природе в родном мне мире я помнила отлично, в отличие от людей, окружавших меня.
А утром выглянуло солнце. Солнце! Увидев его, я поняла, как нестерпимо соскучилась по яркому свету и теплу. Я прекрасно помнила цветущий сад и солнечные лучи, скользившие сквозь кроны деревьев, покрытые свежей зеленью. Восхитительные цвета! И по ним я тоже соскучилась.
— Всему свое время, Ашити, — сказала мне шаманка, когда я стояла на следующий день посреди вдруг уплотнившегося снега. — Подожди еще немного.
— Иного не остается, — ответила я.
А потом снег начал таять. С каждым днем его становилось всё меньше и меньше, и спустя всего пять дней я увидела сквозь проталины черную землю. И когда Ашит выглянула из дома, я танцевала. Уруш носился вокруг меня, подвывая, а я, подставив лицо солнечным лучам, кружилась рядом с дровяным сараем, умудряясь совмещать движения, которые мне показала шаманка с теми, которые всплыли в памяти из прошлой жизни. Мой танец был дик и прекрасен в своей искренней необузданности. Мать стояла на пороге и с улыбкой наблюдала за моими замысловатыми, но в высшей степени странными коленцами. После я остановилась, раскинула руки и выкрикнула в голубое небо:
