Отстранившись, я отошла от Ришема. После тряхнула головой, заставляя себя собраться, и произнесла:
— Мы возвращаемся в Кейстби.
— Что делать с заговорщиками, их нельзя там оставлять, — напомнил капитан, и я ответила:
— Возьмите людей, сколько посчитаете нужным, и разберитесь с засадой. Захватите, кого сможете, и доставьте ко мне во дворец. И, — я слабо улыбнулась, — прошу вас, будьте осторожны, я не хочу терять никого из вас.
— Слушаюсь, ваша светлость, — кивнул гвардеец.
Он отошел, чтобы отдать приказания моим телохранителям, а я опять посмотрела на Ришема. Герцог с улыбкой склонил голову, а затем направился к своей лошади.
— Куда вы? — удивилась я.
— Вашим гвардейцам пригодится помощь. Там ришемцы, а на моей земле живут умелые вояки, поэтому я и мои люди тоже едем к Вдовьему утесу.
— Боги, — сглотнула я.
А спустя несколько минут я уже глядела вслед удаляющимся всадникам, отряд которых пестрил цветами королевской гвардии, Канатора и Ришема. Оставшиеся гвардейцы теперь окружили меня, закрыв собой, но я их не замечала. Всё мое внимание было отдано тем, кто сейчас спешил к Вдовьему утесу, и мысли, что кого-то из них я, может быть, вижу в последний раз, заставила похолодеть от страха. Но уже не за себя.
— Хэлл, — призвала я своего Небесного покровителя, — помоги им…
Глава 20
— Возвращаются, ваша светлость.
Порывисто обернувшись, я замерла посреди зала для аудиенций, который мерила шагами с момента возвращения во дворец. На пороге стоял мой телохранитель, получивший доклад от стражников, следивших за дорогой.
— Все живы? — спросила я и сама, покривившись, отмахнулась. Он не мог этого знать. — Благодарю, — кивнула я на ходу и устремилась навстречу отряду, молясь Богам, чтобы дурных новостей было, как можно меньше, если уж нельзя вовсе обойтись без них.
На Канатор уже опускался вечер. Сумерки скрали краски яркого солнечного дня, еще более усилив тревогу. Поддернув подол платья, я прибавила шаг, едва покинув зал аудиенций, а спустя полминуты и вовсе побежала. Лишь у парадных дверей, ведущих на улицу, я приостановилась, прижала ладонь к груди и шумно выдохнула.
— Вам дурно, ваша светлость? — двое моих телохранителей, поспешивших следом за мной, остановились рядом.
— А как вы думаете? — нервно усмехнулась я. Затем, мотнув головой, заставила себя собраться и шагнула в открытые лакеями двери.
На подъездной дорожке показались первые всадники. Я жадно вглядывалась в их силуэты, пытаясь понять, кто едет, но воины были еще далеко, а волнение и сумерки мешали их опознать. Даже цвет мундиров разглядеть сейчас было сложно. Сбежав по лестнице, я замерла у нижней ступени и нервно потерла подрагивающие ладони. От неспешно двигавшейся кавалькады отделился всадник. Его конь перешел на быструю рысь.
— Нибо! — воскликнула я и бросилась навстречу.
Его светлость натянул поводья, спешился и устремился навстречу. Поддавшись эмоциям и пережитому страху за судьбу герцога и наших с ним людей, я, надрывно всхлипнув, кинулась ему на шею. Охнув, Ришем сжал меня в объятьях и несколько растерянно произнес:
— Ну что вы, Шанни… — объятья его стали на миг крепче, герцог прижался щекой к моей макушке, а затем отступил.
Медленно выдохнув, я слабо улыбнулась и устремила взгляд ему за спину. К нам приближались остальные воины. Я к великой радости увидела мундиры обеих гвардий и темные мундиры ришемцев, прибывших с его светлостью. А еще спустя минуту я заметила тело королевского гвардейца, лежавшее поперек лошади.
— Боги, — сдавленно выдохнула я.
— Шанриз, — ладони Нибо легли мне на плечи. Он развернул меня в сторону дворца и мягко подтолкнул вперед: — Идемте, нам надо поговорить.
— Сейчас? — я вывернулась назад, но Ришем закрыл собой прочих всадников и непреклонно повел меня к дворцу:
— Идемте, дорогая, идемте.
И я больше не сопротивлялась. Послушно вернулась во дворец, даже успела собраться с мыслями, пока мы поднимались по лестнице, потому смогла даже произнести светски:
— Прошу, ваша светлость.
Мы вошли в гостиную. Я остановилась, пропустив Нибо вперед. Он подошел к креслу, сел и, откинувшись на спинку, накрыл лицо ладонью. Приблизившись к нему, я встала рядом, совершенно не зная, что делать. Долг хозяйки велел спросить гостя о его пожеланиях, да только сейчас этикет был последним, о чем я могла думать. И, помявшись, я позвала:
— Нибо…
Он убрал ладонь от лица, посмотрел на меня, а после, подавшись вперед, обхватил руками и прижался лбом к моему животу. Окончательно растерявшись, я застыла на месте, успев приподнять руки, чтобы оттолкнуть его. Но этот жест был машинальным, а потому, постояв так немного, я медленно опустила ладонь на голову герцога и провела ею по волосам. Ришем прижался ко мне еще сильней, однако вскоре ослабил объятья и, отстранившись, просто взял за руку. На губах его появилась вымученная улыбка, и его светлость произнес:
— Благодарю.
— За что? — в растерянности спросила я.
— За то, что вы есть, — ответил Нибо. — За ваши переживания и за то, что не оттолкнули. За всё, Шанриз. — Он чуть помолчал, а после добавил: — Простите за мою вольность.
— Н-ничего, — с легкой запинкой ответила я. — Я не сержусь. Что приказать вам принести?
— Вина и что-нибудь поесть, — сказал герцог, а после поднялся на ноги. — И еще мне хотелось бы привести себя в порядок. Где я могу это сделать?
— Вас проводят, — ответила я, отступив на шаг – он был слишком близко. — Я прикажу накрыть на стол и буду ждать вас здесь.
— Мне бы хотелось на воздух, если вы не возражаете, — произнес его светлость.
— Да, разумеется, — кивнула я и позвала прислугу, чтобы отдать необходимые распоряжения. Но прежде, чем за Ришемом закрылась дверь, я спросила: — Сколько людей погибло?
— Заговорщики все, — ответил Нибо. — Из наших людей трое, по одному на каждого властителя. Есть раненые. Шанни, мне бы хотелось прежде освежиться…
— Да, простите, — снова кивнула я и более не задерживала.
Значит, трое. Один канаторец, один королевский гвардеец и один ришемец. Из семнадцати человек – трое. Наверное, это неплохо, только… Я попыталась сдержаться, но все-таки всхлипнула и закусила губу. Двоих из трех погибших я хорошо знала, пусть мне пока и неизвестны их имена, но это были мои люди, прожившие рядом несколько лет. Всегда были тенью, на которую не обращаешь внимания, и растворились в тени, не оставив следа…
