– Будет исполнено, господин полковник!
С одним штаб-капитаном разобрались, теперь дело за вторым. Достав из-за отворота шинели блокнот и карандаш, Алекс по памяти начал рисовать схему укреплений Камы.
– В город ведут четыре дороги. После взятия Тактамыдага и Ападагпара мы контролируем две из них: на Крешов и на Алзан. Вот по этой в Каму отступали приграничные гарнизоны, туда они не пойдут. Остается только одно направление – южное.
С языка штаб-капитана Крыдлова сорвался вполне резонный вопрос:
– А как мы сможем перекрыть эту дорогу, не взяв сам город?
– Перекрывать ее незачем, пусть бегут. Среди бегущих наверняка будет сам Озчелик-паша. Вот его-то и нужно взять живым или мертвым, все равно. Как? Пока не знаю.
Алекс выдержал паузу, ожидая от штаб-капитана каких-либо предложений, но тот предпочел отмолчаться. Ну что же, если сам не знаешь, что нужно предпринять, то всегда можно предоставить подчиненным некоторую свободу действий.
– В роте Смирко большие потери?
– Потери еще не уточнили, но думаю, активных штыков шесть-семь десятков наберется.
– Черт, мало! Выдели ему еще одну роту и пусть сам думает, как ему до Озчелика добраться, он в этом деле дока.
– Слушаюсь, господин полковник!
Очень не хотелось бы упустить Озчелика-пашу. Пленение или гибель вражеского командующего не только нарушали управление войсками противника, но и деморализовывали рядовых солдат ничуть не меньше, чем падение Камы. Дальнейшее освобождение Южной Себрии в этом случае пройдет быстрее и с меньшими потерями. Ко всем этим соображениям в немалой степени примешивался мотив личной мести. В первый раз он Озчелика сам отпустил, во второй тому удалось сбежать, бросив своих солдат, в третий раз он уйти не должен.
Озадачив подчиненных решением этой задачи, полковник Барти занялся другими, а их набиралось немало. В первую очередь надо было срочно собрать и эвакуировать раненых, ночной мороз добьет их куда вернее, чем удар штыком. Во-вторых, требовалось привести в порядок потрепанные и смешавшиеся в ходе штурма части и подразделения, заодно уточнив понесенные в ходе штурма потери. При этом задачу выкурить османийцев из подземных сооружений Ападагпара тоже никто не отменял. Всех солдат требовалось накормить, где-то разместить, дав возможность отдохнуть перед завтрашним штурмом, и наскрести по тылам хоть какое-нибудь пополнение для частей первой линии. Также требовалось собрать брошенное оружие и боеприпасы, подсчитать трофеи… Всего не перечислишь.
И только мертвые могли подождать пару дней. Ими займутся потом, когда поднимут над старой цитаделью себрийский флаг, отметят победу и помянут погибших, проспятся и похмелятся, ужаснутся количеству погибших товарищей и начнут копать для них братские могилы. Это жарким летом мертвое тело начинает пованивать уже через двое суток, а зимой можно и подождать, хотя перетаскивать промерзший труп тоже приятного мало.
Неподалеку гулко ухнула пушка. Штаб-капитан Гараев со своими артиллеристами перетащил на южный склон горы старую бронзовую пушку на крепостном лафете и начал обстрел Камы. Пока расчет возился с заряжанием дульнозарядного мастодонта, покрытого зеленоватой патиной, Алекс попытался разобрать отлитые на стволе вензеля. Пушка оказалась бритунийской двадцатичетырехфунтовкой, видимо снятой с нижнего дека какого-то линейного корабля.
– Да ей же больше ста лет!
– Так точно, господин полковник, больше, – подтвердил Гараев. – Те, что поновее – чугунные, из них стрелять поостереглись, да и более тяжелые они. А к этой к тому же боеприпасов достаточно много.
Расчет метнулся от орудия, фейерверкер проверил примитивный прицел и поднес пальник к запальному отверстию. Сначала пыхнул порох на полке, затем из ствола с грохотом вылетел клуб плотного белого дыма, пушка неожиданно резво прыгнула назад. Пока расчет накатывал орудие в исходное положение, Алекс успел увидеть, как разлеталась в стороны черепица одной из крыш.
– Чем стреляете?
– Тем, что нашли – ядрами.
– А бомбы есть?
– Есть немного, господин полковник, я их решил до завтрашнего штурма приберечь.
– Стреляйте бомбами, – разрешил полковник, – чего их беречь, может, завтра никакого штурма и не будет.
Очень хотелось бы в это верить, но готовиться нужно было к худшему. И подготовка эта заняла почти всю ночь. С наступлением ночи Кама погрузилась в полную темноту. Со стороны осаждающих горели костры, перекликались часовые, ржали лошади и скрипели многочисленные телеги с фурами. В городе не горело ни единого огонька, казалось, там не осталось ничего живого, даже кошек с собаками.
– Как думаешь, Мартош, уйдут османийцы?
– Уйдут, господин полковник, но не все. Все одно штурмовать придется.
– Умеешь ты настроение поднять, прорицатель. Ладно, показывай, что принес.
Предложенный начальником штаба план взятия Камы и старой цитадели тактическими изысками не блистал. Да они и не требовались, серьезного сопротивления от противника никто не ожидал.
– А пушки зачем?
– Сегодня, точнее вчера, при штурме Ападагпара они очень пригодились, вот я и подумал…
Тащить артиллерию на узкие городские улочки представлялось излишней и не самой удачной затеей. С другой стороны, если встретится очаг сопротивления, то они могут и пригодиться. Личный опыт Алекса говорил о том же.
– Ладно, пусть будут.
Алекс широким росчерком пера утвердил план.
– Пишите приказ, Мартош.
Под самое утро удалось перехватить пару часов сна в палатке, где вода так и норовила замерзнуть за ночь. Казалось, только лег и закрыл глаза, а тебя уже бесцеремонно расталкивают.
– Господин полковник, пора!
Снаружи еще темно, но жизнь в себрийском лагере уже кипит. В воздухе словно разлито напряженное ожидание, всем хочется скорее закончить дело, хотя до его окончания дожить удастся не всем. В штабной палатке подполковник Мартош бодр и деятелен, только покрасневшие глаза и отросшая за день седая щетина свидетельствуют о бессонной ночи.
– Через час будет достаточно светло для начала штурма, начинаем формировать колонны.
– Формируйте, – согласно кивнул Алекс.
– Может, парламентеров пошлем? – предложил начальник штаба. – Предложим капитуляцию.
– Нет, не стоит, – отверг предложение полковник, – если бы они хотели сдаться, уже давно бы сделали это.
Пока все шло вроде само собой, вмешательства командующего не требовалось. И чего тогда подняли так рано? Зато начальник штаба чувствовал себя в своей стихии, лихо раздавая указания. Хоть и очень не хотелось выходить наружу, где бал правили утренний ветер и резкий порывистый ветер с гор, полковник заставил себя сделать это. Небо на востоке уже начало светлеть, зато Кама в предрассветных сумерках казалась большим черным пятном у подножия гор. Мимо саперы тащили штурмовые лестницы. Прихватив с собой бинокль, Алекс начал подниматься на Ападагпар, пока штурмовые колонны не доберутся до городской стены, отсюда обзор будет наилучшим.
