– Ха! И что ты им скажешь? Что я вломился к тебе? Но ведь ты сам впустил меня. Я просто старый друг, который проделал большой путь, чтобы встретиться с тобой.
– Который преследовал меня, следил за мной, издевался надо мной. Достаточно только взглянуть на тебя, чтобы понять, в чью пользу будет счет.
– Звони! – Юэн снова чувствовал себя на коне, как будто ему удалось заставить Себа перейти к хорошо продуманному и отрепетированному сценарию, да еще раньше времени. – Пусть они приедут и уведут меня к чертовой матери. Давай! Сделай это. Чего ты ждешь?
Юэн захлопал глазами, стараясь сфокусироваться. Возможно, это был какой-то эффект от того, что он выпил или принял, прежде чем прийти к Себу.
– Ты не вызовешь полицаев, потому что это не выход. Я могу вернуться в любое время, и ты это знаешь. Я полагаю, тебе бы хотелось время от времени видеть хорошие сны? А просто выходить из дома за покупками или на свидания с той куколкой, не боясь, что я неожиданно появлюсь там, или здесь, или повсюду?
Он поднял свои длинные руки и, как паук, зашевелил длинными тонкими пальцами.
– В любое время дня и ночи я могу запросто заскочить к тебе. Если захочу. Что помешает мне уйти прямо сейчас и вернуться через несколько часов, когда ты уже будешь спать? Как оно тебе? Мы снова будем вместе. Тебе даже не придется вставать с постели, чтобы открыть мне дверь. Я сам впущу себя, и мы возобновим нашу прерванную беседу, пока ты будешь спать или бодрствовать. Мне действительно все равно. Что ты на это скажешь?
Себ почувствовал, что его злость пошла на убыль.
– Кстати, где, черт возьми, мое пиво? У меня пересохло в горле! – Юэн махнул в сторону кухни так, словно Себ был его слугой. – А ну, шевелись! Тащи сюда!
* * *
Из соседней комнаты доносился приглушенный храп.
К девяти Юэн прикончил пятую бутылку пива, которая оказалась в холодильнике последней. После очередного монолога, содержащего невнятные повторяющиеся упреки, Юэн наконец уснул, растянувшись на диване. В складках засаленной одежды его расслабленные конечности выглядели неимоверно худыми по сравнению с наметившимся пивным пузом и дряблой шеей.
Он дважды просыпался, беспокойно оглядываясь по сторонам. Выражение его лица в эти моменты было печальным и озадаченным, как будто он не сразу мог понять, где находится. Он был не просто пьян, а измотан.
Не желая закрывать жалюзи, чтобы не показать, что он смирился и принял Юэна в качестве ночного гостя, Себ открыл окно и вышел из комнаты. После этого он еще час сидел на кухне, поставив локти на гранитную столешницу и подперев ладонями лицо, голодный, но полный отвращения к еде. Он осознал, что все еще знает о намерениях Юэна так же мало, как знал до его прихода.
Момент, когда он мог растолкать Юэна и выпроводить его вон, был упущен. Сейчас, даже если бы ему удалось разбудить его и вытащить из дома, он доставил бы ему массу неудобств на подъездной дорожке, спьяну выкрикивая всякие гадости и пугая его пожилых соседей. А если бы он действительно ушел, то только для того, чтобы вернуться вновь, и кто знает, каким могло бы стать это его новое появление.
Надо будет вытолкать его за дверь утром, пока он будет трезвым, но перед этим все-таки попытаться заставить его прояснить ситуацию.
Только после одиннадцати Себ ушел из кухни и спустился в свою спальню. Разум его был в смятении, беспокойство сдавливало грудь.
Он раздевался, вспоминая, что только прошлой ночью спал в этой постели с привлекательной женщиной в своем милом современном доме. В месте, где его окружали и поддерживали доказательства его достижений. Внезапные перемены в его жизни казались абсурдными, оторванными от реальности. Но именно так всегда и действовал Юэн. Так было в студенческие годы в их доме, потом в лондонской квартире Себа: он всеми доступными ему способами захватывал окружающее его пространство.
Только не здесь. Только не в этот раз.
Это было нелепо. В девятнадцать лет, когда Себ толком ничего не знал о жизни, его угораздило подружиться с опасным неудачником. Почему сейчас, в пятьдесят, он все еще должен расплачиваться за свою ошибку? Ему что, платить за нее, пока один из них не умрет?
И пока Себ засыпал, он слушал храп, проникающий сквозь потолок в его спальню.
Глава 8. Я могу видеть в отсутствие света
Когда сон наконец пришел, пугающий и отвратительный, он оказался одним из тех, местом действия которых был его же собственный дом. Но сейчас помещение было намного больше, так как в нем теперь вместе с Себом и Юэном находились и те, другие. Навсегда.
Себ превратился в голое, белеющее в темноте, как опарыш в комке глины, скелетообразное, безволосое существо без половых органов. Они были вырезаны на скорую руку, а рана зашита коричневой бечевкой, что хранилась на кухне под раковиной.
Измотанный долгими переходами по бесконечным коридорам, он изо всех сил пытался разглядеть хоть что-нибудь сквозь окружающий его туман. Тусклый свет цвета ртути ничего не освещал.
Скрючившись за спиной Юэна, Себ чувствовал себя в относительной безопасности. Юэн что-то громко декламировал. Он был гигантского роста, а его всклокоченные волосы прилипли к черепу и шее.
Одетый в одну лишь набедренную повязку, Юэн, словно бородатый пророк с брюшком, ковылял на своих тонких ногах, размахивая одной рукой в воздухе. В другой он сжимал пачку грязных листков, с которых читал.
Не переставая выкрикивать какие-то слова, смысл которых Себ так и не смог уловить, Юэн прибавил шаг. Там, вдали, безмолвно мигал огонек, до которого ему не терпелось добраться.
За Себом ползли остальные. Они были стары, исполнены страха и горели желанием видеть его своим лидером. И он вел их вперед, сам не зная куда. Он старался не смотреть на них, только слышал, как их голые ладони и коленки шлепают по половицам. Внезапно звук изменился: теперь под ногами были сырые, скользкие кирпичи. Его дом больше не был его домом. Они брели по огромной канализационной трубе, которая постепенно устремлялась вверх. До его слуха то и дело доносились бессмысленные мольбы.
– Там есть свет? – спрашивал один.
– Вы не видели мою сестру? – вторил другой.
– Я не могу вернуться, – словно в панике, бормотал третий.
Там впереди, за белесой завесой, их что-то ждало. Нечто, что они боготворили или просто страстно желали. Себ этого не понимал, но, похоже, толпа считала брезжущий впереди свет выходом из этой сырой канализационной трубы, по которой бежала холодная черная вода.
В конце концов Юэн раскидал все свои листки и принялся размахивать своим стоптанным ботинком, будто кадилом священника. Ботинок был наполнен черной землей, и Юэн пальцем рисовал что-то на сырых кирпичных стенах. Это были детские каракули, нарисованные наспех и каждый раз одни и те же: длинная сгорбленная фигура на четвереньках, с головой, закрытой грязным мешком.
