– Шелли.
– «Ни случайного рая, ни случайного ада человек не получит…»
Себ отрицательно покачал головой.
– Боже, и ты еще смеешь зваться писателем… – Юэн закатил глаза и хотел уже разразиться очередной обличительной речью, но заметил, как напрягся Себ, и потому продолжил, ограничившись лишь многозначительным вздохом:
– Теннисон
[27]. Поэты знают об этом гораздо больше, чем кто-либо еще. Особенно Блэйк. Это нужно глубоко прочувствовать. Нужна вера. Гендель
[28] пытался дать этому определение. Пытался описать расширение, рост, который происходит в нашем сознании. Он доказывал, что поскольку мы физически существуем в определенном времени и пространстве, то можем распознавать только это конкретное время и пространство. Представь себе, если бы ты смог оставить свое физическое тело, как транспортное средство, а также и время, и место, в которых мы физически находимся как в тюрьме, чтобы стать своим двойником в другом месте поблизости. Но там нет ни места, ни времени. Представь себе, что ты спроецировался в мир, который пересекается с нашим.
Юэн вздохнул, заметив растущее недоверие на лице Себа. Закрыл глаза.
– Это бесполезно. Я устал.
– Я все еще заинтригован.
Юэн привстал на локте.
– Это все описано в моей книге.
– Представь себе, что ты рекламируешь мне свою книгу. Каждой книге нужна реклама.
Юэн попытался задумчиво насупиться, но у него не хватило сил.
– Тело… – Он опустил глаза на свое собственное, как бы оценивая, достоин ли сей предмет того, чтобы о нем говорили. – Тело – как тюремная камера. Как только ты узнаёшь… как только ты начинаешь это понимать, у тебя не остается никаких других чувств, кроме как презрения к собственному телу. Находясь внутри тел, мы не понимаем, что значит по-настоящему жить, быть живым. По-настоящему живым можно быть только покинув тело. Вот такой парадокс. Но ты не поверишь, какой у этого потенциал.
Юэн нахмурился, как будто вел спор с младенцем.
– Давай я попробую объяснить все тебе намного проще. Представь себе, что все твои печали, вся боль – все, что беспокоит тебя: желания, горе, разочарования, гнев, – исчезли. Представь, как ты будешь себя чувствовать, если все несчастья, что приносит нам жизнь, просто отпадут. Ты не можешь. Потому что ты никогда не проецировался. Ты не можешь представить себе весь экстаз. Быть таким сильным, каким ты даже никогда и не мечтал быть. Могущественным. Сила наполняет тебя до краев… Здесь нет ничего… – он вновь искоса оглядел комнату, – что имело бы значение. Это существование – лишь тень того, что наши души испытывают на высшем уровне. В том месте, куда я могу отправиться. Где место и время больше не являются моими тюремщиками. Ты не можешь представить себе всю эту свободу, весь этот восторг. И никогда не сможешь, пока не умрешь. Но представь, что тебе удалось испытать это до смерти. Мне удалось. Ты спрашивал, что я делал все эти годы после того, как мы виделись последний раз… Ну, вот тебе, черт побери, мой ответ.
От того, что он говорил, а еще больше от того, как он это говорил, Себ почувствовал себя не в своей тарелке, и это только усилило его неприязнь. Все эти разговоры о душе, экстазе, о комнате, залитой белым светом, – все это походило на отвратительный шарлатанский развод. Себу еще больше обычного стал противен сам вид этого человека: вонючий, немытый алкаш, со спутанными веревками волос, разметавшимися по его постельному белью вокруг распухшего от алкоголя и потрепанного всеми ветрами лица. На ум ему пришли изможденные индийские садху
[29], сумасшедшие отшельники, косоглазые лидеры культов, жадные проповедники, низкие твари, с лисьей хитростью изображающие из себя ясновидцев, – Юэн занял бы достойное место среди них.
Юэн повернулся на бок, чтобы взять с тумбочки стакан с водой.
Себ тщетно пытался скрыть сарказм:
– Не похоже, что это просветление, которое ты описываешь с таким восторгом, и твоя способность преодолевать пространство и время идут тебе на пользу. Сказать по правде, Юэн, я даже слегка разочарован этим твоим умением появляться в самых неожиданных местах. Я о том, что если все это каждый раз вот так заканчивается – в твоем-то возрасте, – то, может, лучше было бы тебе оставаться в том, другом месте, где бы оно ни находилось, чем шастать туда-сюда?
– Это так не работает. Мы не должны быть там.
– Само собой. И когда я… когда я видел тебя появляющимся то здесь, то там, ты тоже выглядел не лучшим образом. Если говорить начистоту, ты больше походил на пришельца из ада. И потом, тебе каждый раз приходится возвращаться обратно в свое тело, в тюрьму, как ты выражаешься. Что же в этом хорошего?
Слова Себа больно задели Юэна. Если бы это было возможным, он побледнел бы еще больше. Теперь он выглядел затравленным, если не сказать одержимым, как будто его заставили вспомнить нечто не только неприятное, но и пугающее. Возможно, слово «ад» сработало как спусковой крючок.
Взгляд Юэна стал рассеянным, как будто он собирался отправиться в очередное свое «путешествие». Он напряженно вглядывался в пустое пространство комнаты, словно пытался сконцентрироваться на каком-то моменте своего далекого прошлого.
– Так было не всегда. Там не всегда тьма. Там есть свет, ты даже представить себе не можешь этот свет. Он ни на что не похож. Вот почему мы путешествуем. Стоит лишь однажды его увидеть… Все становится по-другому. Всё.
Себ был уверен, что это были первые правдивые слова, которые он услышал от Юэна с момента его прихода.
– Свет?
Лицо Юэна, казалось, помолодело, презрительная усмешка исчезла, и глаза его загорелись каким-то особенным светом. Это походило на настоящее чудо.
– Здешний свет совсем непохож на тот. Тот такой яркий и в то же время мягкий. Он делает все более ясным. Ты видишь всю красоту всего. Все, что ты видишь, становится новым, оно меняется. Там нет теней. Ничто в лучах этого света не отбрасывает теней. И он не слепит. Люди, которых игнорировали на протяжении многих лет, называли это место Раем, Краем Вечного Лета, Третьей Сферой. Они были там. Это единственное место, где мы можем быть свободными и счастливыми. Абсолютно свободными и несказанно счастливыми. Постоянно. Даже если там, где ты окажешься, будет темно, ты можешь взять этот свет с собой. Само твое присутствие принесет свет в неосвещенные места. Твоя душа – это свет… который старается вернуться…
