– Ею уже много лет никто не пользовался.
В ящиках стола они обнаружили лишь старый коробок спичек да несколько потускневших от времени столовых приборов. Создавалось впечатление, что здесь уже давно всё хорошенько обшарили.
Дневной свет не проникал сюда сквозь плотно закрытые ставни. Расположенные за кухней холл и посудомоечная были обшиты панелями черного дерева, что придавало им строгий вид и делало окружающее пространство еще более темным.
Они двигались по дорожке, созданной светом, падающим сквозь открытую боковую дверь кухни. Лучи их фонарей пронизывали тьму, и пылинки, словно мириады капель бесконечного дождя, плясали в их туманном свете.
Некогда на этих стенах висели картины. Теперь в холле стояли лишь пустая подставка для зонтиков да потертый табурет на деревянных ножках. На нем лежали тирольская шляпа
[53], аккуратно сложенный шарф из желтого шелка и узкие кожаные перчатки, завершающие весь ансамбль.
Марк направил луч фонарика на одежду на табурете.
– Как ты думаешь, они могли принадлежать Хаззарду?
Он сфотографировал их.
Себ едва ли мог его слышать – сердце бешено колотилось в груди и кровь стучала в висках. Он чувствовал, что глаза его вот-вот вывалятся из орбит от едва сдерживаемого приступа истерики. Малейший шум, кроме шороха их шагов и голоса Марка, приводил его в ужас, и он боялся, что его кишечник даст слабину.
За холлом располагались еще две большего размера комнаты. На одной из стен явно был виден потемневший след от снятой картины. Одну из стен занимали высокие книжные шкафы, их полки были пусты и покрыты толстым слоем пыли. На каминных полках не было ни безделушек, ни старинных вещиц.
Пустые мрачные пространства. Повсюду лишь паутина с иссушенными останками насекомых, грязные пятна на облупившихся стенах, полы испещрены пометом грызунов – ощущение скудости и нищеты, что подтверждало и отсутствие некоторых ступенек на лестнице.
Возможно, раньше в этих комнатах царила спартанская атмосфера. Наверное, их проветривали, солнце ярко освещало здесь каждый уголок, а из окон открывался чудесный вид на окрестности.
В самой большой комнате – гостиной – сохранилась даже кое-какая мебель: старинная оттоманка и два кресла с потертыми сиденьями и подлокотниками. Со спинки одного из кресел свисал клетчатый плед – как призрачное напоминание о ком-то, кто некогда сидел в нем.
Осмотрев все три комнаты, Марк поддался нетерпению и любопытству и принялся спешно рыскать повсюду, как будто время, отведенное им на обыск бывшей штаб-квартиры ОПИ, подходило к концу. Его ноги активно затопали по полу, а луч фонаря заметался из стороны в сторону, высвечивая стены, пол и потолок.
Не желая оставаться в одиночестве, Себ, как мог, поспешил за ним в столовую, откуда уже доносился топот. Это была длинная комната с огромным столом, но без стульев. За грязными стеклянными дверцами буфета не было ничего, кроме пустых пыльных полок. Под окном на обшарпанном ковре, покрывавшем бóльшую часть комнаты, виднелись четкие отпечатки ножек серванта.
Как только Себ появился в комнате, Марк заспешил дальше. Через какое-то время из другого конца коридора донесся его возбужденный возглас:
– Себ! Сюда! Быстро! – Словно он наконец нашел то, что очень долго искал.
– Иди посмотри. Это его кабинет? Как ты думаешь?
Эта комната действительно когда-то служила кабинетом. Здесь все еще стоял старинный дубовый письменный стол. Столешницу занимали открытая переносная пишущая машинка марки Remington, два карандаша, каменное пресс-папье и пустой бокал синего стекла. Полки над столом были пусты.
– И взгляни, что здесь еще есть!
Фонарь Марка осветил поверхность стола под закрытым ставнями окном. Там, выстроенные в ряд, стояли фотографии в деревянных рамках. Марк принялся доставать их, сдувая пыль. Это были девять портретов.
– Вот Пруденс Кари, когда она еще была молодой, – сказал Марк, указывая на первый портрет. – Я уже видел такую фотографию.
Она была черно-белая. Изображенная на ней привлекательная девушка с темными волосами смотрела через плечо на зрителей. Себ прикинул, что фото было сделано не раньше начала тридцатых.
Две цветные фотографии запечатлели пожилую женщину рядом с цветочной клумбой, вполне возможно, они были сделаны где-то здесь, в заброшенном ныне саду. И это уже семидесятые.
– Думаю, это тоже она, только значительно старше, – предположил Марк. И вдруг внезапно воскликнул, напугав Себа: – Вот он!
Марк ткнул коротким толстым пальцем в еще одну рамку. Портрет изображал невысокого, стильно одетого мужчину с тонкими чертами лица, острыми скулами и темными глазами. Он был миловиден и даже по-своему красив.
– Мастер!
Тот же мужчина был и на следующей фотографии. Здесь он стоял, задумчиво глядя куда-то вдаль, волосы набриолинены, в петлице – гвоздика. Все это походило на фото из портфолио, сделанное сразу после окончания Второй мировой.
Еще в одной золоченой рамке этот же мужчина, но значительно старше, одетый в светлый плащ, в маленькой тирольской шляпе стоял возле «ягуара» модели E-Type. Фотография выцвела на солнце, но у Себа не было никаких сомнений, что сделана она была в шестидесятые. Некий нарочитый налет таинственности придавали образу этого человека черные кожаные перчатки и темные очки с овальными линзами. Он стоял, положив одну руку на крышу своей спортивной машины. Денди стал взрослым.
– А это кто? – спросил Себ, указывая на три последние фотографии.
Здесь была совсем другая женщина. Худенькая и гибкая как ива, очень сильно, но со вкусом накрашенная.
На одной фотографии она в простом черном платье держит в одной руке бокал шерри, через другую перекинута меховая накидка – единственный шикарный предмет, создающий некий театральный эффект. Одна бровь выгнута дугой, демонстрируя ее насмешливое и даже пренебрежительное отношение к тому, кто стоит за камерой. Искры озорства и кокетства прячутся в ее заманчиво-соблазнительных глазах. Она стоит почти строго в первой балетной позиции, широко развернув острые носы своих босоножек на высоких каблуках. Тонкий нейлон поблескивает на ее изящных лодыжках. Элегантная, очаровательная, даже сексуальная, она стоит у того самого камина в одной из комнат, который не раз попадал в луч фонаря Себа.
Себ перевел взгляд на второй снимок. Крупный план красотки в шляпке с дымчатой вуалью, под которой подведенные черной тушью глаза выглядят кошачьими, длинные густые накладные ресницы придают лицу больше женственности. Яркие, темные, чуть приоткрытые губы тронуты таинственной улыбкой. Сирена.
