И тринадцатый карлик стоял в стороне, на его груди было что-то нарисовано, только почти стерлось. Скорее всего, сердце, ну, а что там еще может быть?
Впрочем, больше мне ничем это не пошло на пользу. Информации не прибавилось. Ну, тринадцатый, хорошо… Сердце пылает в груди, отлично… Молится кому-то, ну просто супер!
Но кто все эти существа на рисунке, и что тут увидел Тинаш?! Ангелов-то я узнал, а вот эти низкорослые… Звери, первушники, нули?
Хильда так и сидела, не отводя глаз от пламени костра, и я, свернув свитки, собрался засыпать. Моя очередь дежурить будет только рано утром, на заре.
Повинуясь внутреннему порыву, я спросил Хильду:
— Что твоя вера говорит об Абсолюте?
Волчица вздрогнула, потом покачала головой:
— Наше дело небольшое, звериное. И в замыслы Неба мы не лезем, — она взяла тонкую палочку, стала ворошить угли, — Нам бы тут, внизу, на судьбу повлиять…
— Я же вижу, ты что-то знаешь.
Она усмехнулась:
— Глазастый какой, — Волчица совсем снизила голос, — Считается, что Абсолют — это вершина столба духа…
— Ну, я так и думал, — сказал я, лежа с закрытыми глазами, — Высочайшая мера.
— И наверняка за высочайшим барьером, — задумчиво добавила Хильда.
— И кто бы мог поставить такой барьер?
— Спи давай, Марк.
Приятно, когда твое имя вот так называют. По-домашнему, обыденно, будто мне с утра в школу или на работу надо, и она волнуется, что я не высплюсь.
***
Неясное чувство тревоги разбудило меня еще до рассвета. Я открыл глаза, понимая, что мои чувства обострились до предела. Талисман Рычка нервно подрагивал на груди, щекоча кожу.
Стихии без моего повеления плавали в пространстве, пытаясь охранять сон хозяина, и они же посылали тревожные знаки в разум. Не двигаясь, я выслушал все, что они мне говорят.
Ночной воздух очень холоден, даже не смотря на то, что небо уже тронула заря. Только рядом со мной источники тепла: потухший, но с раскаленным тлеющим сердцем костер, и сопящие, прогретые внутренним теплом, живые тела.
Ноль Мордаш. Свистит в свои нулячьи дырки…
Звери…
Два зверя!
— Твою мать, — вырвалось у меня.
Я вскинулся и сел, закрутив головой. Сон как рукой сняло.
Хильда?! Твою-то драную волчью мать!!!
Я оглядел наш небольшой лагерь под склоном холма. Губа с Тружей знатно сопели, Мордаш посвистывал им в унисон с нулячьим писком.
Ни Хильды, ни Фолки, ни близнецов… Оружия их нет, как и припасов, заплечных сумок.
Взволнованно пошарив рядом, я чуял, как сердце вяло разгоняется, пытаясь прокачать заспанную кровь. Копье Белой Волчицы с щитом было на месте…
Нет только Хильды и ее воинов. Как она смогла уйти, не потревожив меня?!
Возле костра на земле какая-то надпись, но этой грамоты я не знаю…
Рык, урчащий в глубине души, едва не вырвался наружу, и я сгреб землю пальцами. В ладонь попался камушек, раскрошился, с треском вылетел в сторону осколок и, как пуля, воткнулся в костер. Облачко золы поднялось, и стало медленно опадать.
— Эй, Белый, ты чего? — послышался голос Губы.
— Ушла Волчица.
Тот вскинулся и стал оглядываться.
— Как ушла?!
Его безумный взгляд заметался по округе, и я ткнул пальцем в надпись у костра. Десятник на четвереньках подполз, потом поднял голову:
— Тут нацарапано: «Сама приведу, жди здесь».
Тружа тоже уже протирал глаза, пытаясь спросонья понять, что происходит.
— Ага, — со злостью процедил я, — Разбежалась!
Мои кулаки бессильно сжимались и разжимались. Ну, Дикая, зверье твое пустое. У тебя мозги есть?! Или высохли? Ну, где логика?!
А потом я заметил искорки…
Словно назойливая мушка, одна пролетела мимо глаз. Едва заметно повернув голову, я хотел проследить направление, как вдруг пролетела еще… и еще…
Я прислушался к ощущениям, чувствуя, как разъяренный зверь внутри меня послушно унимается, встает в боевую стойку. Опасности нет, но искры есть. Глушат, сволочи.
За нами кто-то следит…
— Ужин там остался? — спросил я, подмигивая десятнику.
— Ага, — Губа показал пару прутиков с нанизанными грызунами.
А потом, глянув на меня, прищурил диковатые глаза, и незаметно похлопал Тружу по ноге.
— Лук… — просвистел Губа, развернув ладонь, и громко добавил, — На, Пчёлка, тебе тоже тут осталось.
К счастью, его шепот почти не было слышно за свистящим сопением Мордаша. Ноль дрых изо всех сил, и его не трогали никакие опасности. Хорошо быть обычным, без всяких этих даров…
Сообразительный Тружа принял прутик с мясом, а другой рукой чуть подвинул свое оружие в подставленную ладонь, туда же вложил пару стрел.
Я покачал головой, демонстративно махнув рукой.
— Да спите, чего встали-то? — как можно беззаботнее проговорил я, — Ну, ушла и ушла. На заре разбужу, успеем еще догнать!
— Так на, поешь, — Губа протянул мне один из шампуров, — Чтоб с утра время не тратить.
В этот момент я понял, откуда летят искорки. В кустах, шагов двадцать. Рука легла на копье, когда я тянулся за едой…
Не знаю, как Губа понял, что именно там засада, но через пару секунд он вскинул лук и метко выпустил в заросли сразу обе стрелы.
Я почти одновременно выкинул вперед все доступные мне чувства… Я тебя ви-и-ижу… Да! Есть! Силуэт!
В руке Губы уже вторая стрела, а я метаю копье. Раздался сдавленный крик, а мое тело в одном прыжке покрывает расстояние до кустов.
Меня едва не отправил на тот свет удар меча, я успеваю увернуться…
Зверь четвертой ступени очень быстр, я едва вижу в темноте черную смазанную тень. У противника в плече торчит мое копье — от стрелы он увернулся, а вот от второго снаряда не успел. Его движения скованы, и я снова бросаюсь в атаку.
Попробовать оглушить и допросить. Обычно все враги вокруг меня знают больше, чем я.
Клинок скрипит об мою броню, но мне удается схватить древко копья, дернуть в сторону. Наконечник с хрустом вылетает из раны…
— А-а-а!!! — враг кричит дурным голосом, потом вырывается.
Копье остается в моих руках, а противник пытается сбеж… нет, дерьмо нулячье! Снова кидается в атаку!
Зверь невероятно быстр, и я едва успеваю отражать атаки. Его темп нарастает, вот я уже пропустил пару тычков, едва успел сбить удары. Но кольчуга спасает, хотя острие и достало до кожи.
