Знала.
Видела.
И до сих пор грустила, потому что та голова принадлежала её отцу.
– Что означала записка, которую ты написал дару Александру?
– Записка… – дер Даген Тур вздохнул. – Надеюсь, мои подозрения не оправдаются.
– Что-то плохое? – насторожилась рыжая.
– Очень плохое… – Помпилио провёл пальцем по приборной панели. – Анализируя поведение дара, я неожиданно подумал о том, что оно может быть вызвано не только глупостью. Дар Петер, безусловно, неумён, но и не дурак, и если он не боится последствий…
– Ты считаешь, есть нечто такое, что позволяет – как ему кажется – не бояться последствий, – догадалась Кира.
– Я опасаюсь этого, – подтвердил Помпилио.
– Но что это может быть?
– Только предательство.
И рыжая вздрогнула – она уже привыкла считать лингийцев самой сплочённой нацией Герметикона.
– Так бывает?
– Нельзя исключать.
– Ты сам только что говорил, что дар – это вершина, дальше просто некуда.
– В классическом адигенском законе, – уточнил дер Даген Тур. – Но ведь есть и другие законы.
– Какие?
– Дар Александр это выяснит.
Несколько мгновений Кира осознавала смысл ответа, а затем судорожно вздохнула:
– Ты заставил их…
Паровинг чуть накренился, но тут же вновь вернулся на курс.
– Перед казнью с даром Петером плотно побеседуют специалисты своего дела. – Помпилио вернул себе равнодушный тон.
– Его будут пытать?
– Это не самое страшное.
– Что же ты уготовил ему?
– Если выяснится, что дар Петер Окуричи нас предал, его род прервётся.
– Ты серьёзно?
– Таков закон, – тихо, но предельно твёрдо ответил Помпилио, глядя жене в глаза. – Адигены дорого платят за предательство, а дары – дороже всех.
– Потому что власть абсолютная?
– Потому что власть абсолютная, – подтвердил дер Даген Тур. – Но не только у них.
Кира кивнула, показав, что поняла ответ, направила паровинг на озеро, приводнилась, пустив по зеркальной глади большую волну на радость собравшимся на берегу зевакам, и аккуратно, очень красиво подвела машину к причалу.
Грустно улыбнулась и подумала, что дару Петеру не следовало её задевать.
Да и никому не следует.
* * *
По традиции общее собрание офицеров «Пытливого амуша» проводилось в кают-компании – большой зале, расположенной в конце гондолы и имеющей выход на открытую палубу, благодаря которой исследовательский рейдер напоминал прогулочную яхту. Но Помпилио было плевать на то, что и кому мог напоминать его корабль: ему нравилось прогуливаться по палубе, когда «Амуш» шёл на небольшой высоте средним ходом, наслаждаясь открывающимися видами.
Сама же кают-компания была прекрасно отделана, обставлена изысканной мебелью, и в ней даже присутствовал рояль – дер Даген Тур не отказывал себе в удовольствии и поиграть, и послушать хорошую музыку. Однако главным украшением зала по праву считалась лапа гигантской хамокской пришпы, которая притягивала взгляды всех, кто впервые оказывался в кают-компании «Амуша». А сегодня таких было двое: капитан дер Шу и его старший помощник с лингийского лёгкого крейсера «Стремительный», приписанного к Девятнадцатой Астрологической экспедиции «на всякий случай». За необычной для военных формулировкой скрывалось не только желание лингийцев сразу закрепиться на планетах Туманности, но и жёсткое требование дара Антонио обеспечить брату максимальную безопасность: помимо пушек и пулемётов, которыми импакто должен был защищать «Амуш», на его борту находился взвод лингийских егерей из полка личной охраны дара Кахлес, исполняющие роль телохранителей Помпилио.
Другими гостями на «Амуше» были старшие офицеры камиона «Дрезе», переоборудованного под перевозку паровинга Киры. Командовал грузовиком ветеран лингийского флота капитан Жакомо, сохранивший, несмотря на возраст, и живость ума, и ясность мысли. И, как ни странно, склонность к авантюрам: услышав, что дер Даген Туры собираются присоединиться к Девятнадцатой Астрологической, Жакомо тут же испросил у Помпилио аудиенцию и заявил, что обязательно отправится в Туманность. «Мне много лет, мессер, и это моё последнее приключение». Отказать дер Даген Тур не смог.
В кают-компанию Помпилио явился последним, вошёл в компании Дорофеева после того, как все офицеры – включая Киру – уже собрались, жестом разрешил вытянувшимся подчинённым вернуться на места и держаться свободно. Все – включая старших офицеров Экспедиции – понимали, что часть вспомогательных лингийских сил придана не столько Девятнадцатой Астрологической, сколько лично дер Даген Туру: и «Дрезе», и «Стремительный» явились на Пелеранию только потому, что в экспедицию отправился «Амуш», все понимали, что Жакомо и дер Шу будут признавать главенство дер Жи-Ноэля, но при этом в первую очередь они всегда будут смотреть на Помпилио. А сейчас дер Даген Тур спокойно и без лишних слов дал понять своим капитанам, что в его отсутствие главным будет Базза: уселся в кресло и посмотрел на Дорофеева. И тот открыл совещание.
– Несколько минут назад адмирал дер Жи-Ноэль огласил приказ: завтра на рассвете все вымпелы Экспедиции отправляются в поход.
Бедокур привычно прошептал короткое заклинание, кажется, отрывок из ученского обряда изгнания вредных духов, а Дорофеев привычно не обратил на это внимания. Остальные офицеры хранили молчание.
– Наше совещание станет последним перед прыжком в Туманность, однако прежде чем мы перейдём к текущим вопросам, я хочу представить нового члена команды «Амуша», обладающего статусом офицера – синьору Аурелию.
На этих словах дверь распахнулась и в кают-компанию вошла синеволосая. Причём она специально откинула капюшон, чтобы присутствующие сразу поняли, что перед ними спорки. Аурелия весь день не покидала каюту, сказав, что хочет отдохнуть с дороги, еду ей доставил Валентин, так что появление нечистой стало сюрпризом даже для офицеров «Пытливого амуша».
Впрочем, все они были достаточно воспитанны, чтобы скрыть удивление, и лишь Бедокур со вздохом извлёк из подсумка крупный серебряный амулет и направил его на спорки. Разумеется, сопроводив защитный жест защитным заклинанием. Синеволосая отреагировала на манипуляции шифбетрибсмейстера едва заметной улыбкой.
– Не сомневаюсь, вы отнесётесь к синьоре Аурелии с глубоким уважением, на которое она вправе рассчитывать, – продолжил Дорофеев, обводя офицеров медленным взглядом.
– Разумеется, капитан, – выразил общее мнение Крачин. – Мы рады приветствовать синьору Аурелию на борту.
– Очень рады, – буркнул Галилей, и все посмотрели на астролога. Тот улыбнулся, потянулся во внутренний карман за флягой с бедовкой, вспомнил, что Помпилио не одобряет, и снова улыбнулся. Кажется, Пустоте.
