– Я знаю, что, если ты причинишь мне вред, тебя убьют… твои же. Разве я не прав?
– Прав, – признала спорки.
– Поэтому спрашивай о чём угодно, ведьма, и рассчитывай на честные ответы: сегодня я настроен поговорить.
– Хорошо, Галилей. – Аурелия удобно уселась рядом с астрологом и положила левую ладонь на его горячий лоб. – Переход был трудным?
– Нет… но странным. Не таким, как всегда и… как я ожидал.
– Что в нём было странного?
– Во время перехода я чувствовал, что уже совершал его.
– Тебе об этом говорили.
– Мне говорили, но я не помню. Ничего не помню и не вспомнил… Но я чувствовал переход, эту область Пустоты… Чувствовал её так, словно мне доводилось растворяться в ней.
– Быть здесь? – не поняла ведьма.
– Растворяться в ней, – ответил Галилей, недовольный её несообразительностью. – У меня было чувство, будто я уже становился частью здешней Пустоты.
Снова подобный оборот: то «растворялся», то «становился частью»… Аурелия прищурилась.
– Такое уже бывало?
– Никогда. Я всегда… летаю, прохожу сквозь Пустоту, оставаясь рядом, и всегда как в первый раз. Каждый переход новый, даже тот, который совершаешь в тысячный раз. А этот оказался неожиданным. Я помню его абсолютно, но помню не так, будто летел, а так, будто смотрел на себя, проходящего сквозь Пустоту, со стороны. И одновременно проходил сквозь Пустоту… летел сквозь себя. Я был везде и одновременно в кресле… Я дышал жадно, но мне не нужно было дышать. Я знал, что мёртв, но не улавливал смысла слова «смерть». Не понимал её и даже смеялся. Смеялся над тем, что для кого-то это бессмысленное понятие имеет важное значение.
Врать Галилей не мог при всём желании – ведьма уже ввела его в глубокий гипноз, и ответы, как бы странно они ни звучали, были искренними. Квадрига верил в то, что говорил. Квадрига переживал то, о чём рассказывал. По крайней мере в видениях, которые принимал за истину.
– Так бывает? – очень тихо спросила Аурелия.
– Молись Доброму Маркусу, чтобы этого не познать, ведьма.
– Я – спорки и не верю в Доброго Маркуса.
– Мне жаль тебя, ведьма: о тебе совсем некому позаботиться.
– А о тебе он позаботился?
– Добрый Маркус взял меня за руку и отвёл туда, где слово «смерть» снова обрело смысл.
– Из Пустоты?
– Из того места, частью которого я стал.
Некоторое время Аурелия молчала, и тишину нарушало лишь её взволнованное дыхание, а затем она осторожно попросила:
– Можно мне посмотреть?
– А ты не боишься? – на губах Галилея появилась лёгкая, едва заметная улыбка. Не ироничная, не высокомерная, не наглая… грустная. Он спрашивал искренне и так же искренне пытался предупредить. Он знал, что видел, сейчас, находясь под гипнозом знал и не хотел никому причинить вред.
– Покажи, – прошептала ведьма. Её рука задрожала, а на лбу выступили крупные капли пота. – Пожалуйста…
– Когда станет совсем плохо – вспомни о Добром Маркусе, – посоветовал астролог. – Он добрый, он не оставит даже тебя, ведьма. Когда станет совсем плохо – попроси Доброго Маркуса взять тебя за руку.
И прежде чем ведьма ответила, исполнил просьбу – показал.
И Аурелия завизжала от ужаса.
* * *
– Чёрный Ёж прямо по курсу! – крикнул вперёдсмотрящий.
– Чёрный Ёж прямо по курсу! – заученно повторил рулевой.
– Чёрный Ёж прямо по курсу, Магистр, – негромко сообщил капитан.
– Та тёмная полоска на горизонте? – уточнил Магистр.
– Совершенно верно. Через четверть часа она станет заметнее.
А потом превратится в колоссальных размеров горный массив, наполненный абсолютно чёрными и абсолютно безжизненными скалами, уходящими высоко-высоко в небо. И иногда – так казалось – царапающими Близняшку.
Они подходили к Ежу с востока.
– Где Экспедиция?
– У западной подошвы, Магистр.
– Они собрались?
– Ещё не все, Магистр. И…
– Плохие новости? – поднял брови Магистр.
– «Пытливый амуш» отправился искать отставший цеппель. И неизвестно, когда он присоединится к флагману.
– Гм… – Несколько секунд Магистр обдумывал неожиданное известие, после чего вынес вердикт: – Ты в этом не виноват.
И капитан тихонько выдохнул. С видимым облегчением.
Помолчал и спросил:
– Вы уверены, что Галилей ничего не вспомнил?
– Уверен, – ответил Магистр. – Иначе Помпилио не стал бы искать заблудившийся цеппель.
– Не стал бы?
– У него появились бы куда более важные дела… – Магистр улыбнулся. – Галилей не вспомнил, но обязательно вспомнит. Обязательно, капитан… не сможет не вспомнить. И тогда…
– Он настолько важен? – едва слышно поинтересовался капитан. И услышал в ответ совершенно неожиданное:
– Галилей Квадрига – ключ к господству над всем Герметиконом, капитан. Над всем Герметиконом…
* * *
– Это было… – Кира пошевелила пальцами, подбирая нужные слова, посмотрела на мужа и честно продолжила: – Скрывать не стану: я испугалась. Всего на мгновение, но испугалась.
– Это было неожиданно, – медленно ответил Помпилио, подавая сидящей в кресле жене бокал белого, который он взял с подноса. – Теодор?
– Крик был очень громким, – подтвердил слуга.
Сочетание «очень громкий» не в полной мере отражало тот вопль, который пролетел, кажется, по всем помещениям «Пытливого амуша». Он был один, протяжный и полный боли… Он пробирал до костей. Перепуганная ведьма заорала так, что показалось умирает. Находящиеся поблизости цепари бросились на помощь, однако Аурелия сообщила, что справится, заперлась в своей каюте и пока из неё не выходила.
– Рыдает?
– Перестала приблизительно полчаса назад… – не то чтобы Валентин специально подслушивал, просто оказался неподалёку в нужный момент. – Но отказывается выходить и с кем-либо разговаривать.
– Нам потребуется новая ведьма?
Несмотря на серьёзность происходящего, Кира не смогла удержать появившуюся на губах улыбку и отвернулась, скрывая её от слуги.
– Уверен, что нет, мессер, – ровным тоном ответил слуга. – Синьора Аурелия производит впечатление достаточно сильной ведьмы и наверняка справится с тем, что открыл ей Галилей. – Пауза. – К тому же за новой ведьмой придётся посылать на Устану – я не видел спорки на Пелерании.
– Будем надеяться, что не придётся.
– Да, мессер.
– Что же Галилей ей показал? – вздохнула Кира.
