Чувствую, что мороз не меньше минус пяти. Ноябрь в этом году выдался слишком холодным, ночью пошли заморозки, совсем неподходящее время для таких долгих дежурств, как то, на которое я обрек себя. Я несколько раз запрыгнул и спрыгнул со скамейки на детской площадке. Затем попрыгал на месте, делал приседания, это помогло разогнать кровь, разогреться и изгнать глупые мысли.
«Татьяна, где же ты? Я заиндевел в ожидании тебя! Хочу обрадовать тебя: я весь безраздельно твой!»
Я бы давно покончил с этим ожиданием и поехал домой, вот только дома у меня теперь нет. Бомж я. Мне некуда деваться.
Холод вновь загнал меня в подъезд. Стою на площадке возле балкончика, ведущего на лестницу, лихорадочно прислушиваясь к шуму движущегося лифта. Часы показывают без пяти полночь.
Состояние у меня не ахти какое: нос покраснел и разбух от обилия слизи, постоянно изливающейся из него. По телу то и дело пробегает мелкая дрожь, словно у воришки, идущего первый раз на дело. Может, я простудился? И что мне делать?
Дальше ожидать бессмысленно: скорее всего, Танюша уже спит дома в теплой постельке, я ее пропустил, когда ходил звонить ее родителям. Возвратиться домой? Примет ли Аня меня? Скорее всего, дома входная дверь уже закрыта на цепочку. Моего дома? У меня дома нет!
Заметил в окне огоньки подъехавшего такси, оно остановилось у подъезда. Мне не видно, кто на нем приехал. «А вдруг это Таня?»
Шум поднимающегося лифта, сердце в груди застучало нервно, с надеждой, я даже перестал дрожать и сморкаться, принял стойку легавой перед командой «Фас!». Но лифт остановился на этаж ниже.
Послышались приглушенные голоса поднимающихся по лестнице людей, и у меня перехватило дыхание. Голос Танюши в диалоге с булькающим, довольным голосом молодого самца. Удовлетворенного самца! Каждое слово звучит в ночной тишине отчетливо:
— Олежек, перестань, пожалуйста. Хватит, все! Неужели тебе не надоело?
— Ни за что и никогда! Как можно находиться рядом с тобой и не целовать твои бирюзовые глазки (боже мой, какая пошлятина!), гладить бесподобные русалочьи волосы, трепетать от прикосновения милых губок?! Вот так…
Послышались звуки возни. Они остановились на площадке между этажами — видимо, решили там передохнуть. Для них это подобно восхождению на гору!
Я в дурацком положении. С одной стороны, горю желанием возникнуть перед ними и поговорить по-мужски с этим Олежиком. С другой — мне интересно узнать, как ведет себя в мое отсутствие Татьяна, не так давно клявшаяся мне в любви.
Затаив дыхание, остолбеневший, словно жена библейского Лота, я стою на лестничной площадке, расположенной выше, оставаясь невидимым из-за хронической болезни подъездов — отсутствия лампочек.
Танюша глубоко, прерывисто дышит, очень громко и глубоко, в ее дыхании ощущается страсть. Олежек что-то бормочет о ее восхитительной груди, божественной фигуре и другие подобные глупости, но мне это уже надоело, и я потихоньку спускаюсь по лестнице, прилагая усилия, чтобы не вспугнуть их раньше времени. Они говорят приглушенно, голоса их срываются из-за прерывистого дыхания, и, похоже, у них дело зашло довольно далеко.
— Олежек, Олежек, не надо! Олежка, не надо здесь, вдруг кто-нибудь выйдет, а я здесь живу… Олежка, перестань. О-ох! — выдохнула она протяжно, с силой, и я на мгновение представил ее белоснежное, расслабленное и утомленное страстью тело. Таня не раз была такой в моих объятиях, но теперь с ней рядом не я, а другой. Пошлый самец!
Таня громким шепотом выдыхает ранящие меня слова:
— Олежка, милый, дорогой, любимый, не надо, пожалуйста… Мы же уже были вместе у тебя, я устала… Ты такой ненасытный, сильный… Давай мы завтра опять пойдем к тебе… ой-ой, и я буду твоя… и мы будем долго-долго… Олеж-ка-а! Ой, что ты делаешь! Ой! Ой!
Она смолкла, и я словно вижу их в густой темноте: он с силой старается вдавить ее в стенку. Слов больше нет, есть только тяжелое дыхание, шорох одежды и движений. Я стою рядом с ними. Страсть — страшная вещь, она не выбирает ни времени, ни места, не подчиняется здравому смыслу. Однако еще страшнее ревность, горечь обмана и измены.
— Я вам не помешаю? — Мой голос для них подобен грозе зимой. Они уже добирались до вершин наслаждения, но были низвергнуты в тартарары. — Наверное, нет, раз вам не мешают антисанитарные условия и возможное появление соседей.
Они отпрянули друг от друга и начали, пользуясь темнотой, лихорадочно приводить в порядок свою одежду.
— Вношу ясность, Татьяна. Сегодня на площадке тебя ожидал некогда обожаемый тобой мужчина. Он изнемогал от любви к тебе и горел желанием предстать перед твоими родителями. Можно сказать, пришел женихаться! Но тут такой пассаж! Конфуз! Надеюсь, у твоего нового молодого человека серьезные намерения? Он как честный человек на тебе женится?
Таня пришла в себя быстрее, чем я ожидал.
— Бориско, ты?! — крикнула она, и я не ощутил в ее тоне радости встречи.
— В темноте не разобрать, вроде все же я. С другой стороны, я уже не уверен ни в чем и ни в ком, — зло прошипел я.
— Я тебе не жена, чтобы за мной следить! — холодно отчеканила Таня, полностью овладев собой. — Кстати, жена у тебя вроде бы есть. Насколько я помню, не так давно кто-то должен был прийти ко мне для выяснения отношений, но бесследно исчез… А роль дуры, высматривающей из окошка суженого, мне не подходит. Впрочем, здесь не место для выяснения отношений.
— Зато обстановка исключительно благоприятная для траханья! — не удержался я от грубости. — Считаю себя обязанным предупредить об антисанитарии в подъезде.
— Ты, ты… идиот! Больной идиот! — Голос у Татьяны стал выше и задрожал. — Ты наконец-то показал себя во всей красе, шпионя и подсматривая. Подлец! Сходи к сексопатологу, полечись от вуайеризма — наверное, это у тебя возрастное!
И она взбежала вместе с Олежкой по лестнице к двери своей квартиры. Зазвенели ключи, дверь захлопнулась. За обоими. Сейчас состоится знакомство молодого человека с ее родителями и прозвучит драматический рассказ Татьяны об ужасном негодяе Бориско, который подкарауливал ее в подъезде и набросился с кулаками, а порядочный мальчик Олежка отбил яростное нападение хулигана. Теперь он не может уйти, опасаясь вновь подвергнуться нападению этого негодяя Бориско. Папа мудро изречет, что предполагал подобное развитие событий, и потянется к телефону, чтобы вызвать милицию. Мама удержит его, и все закончится семейным чаепитием на кухне, Олежку оставят ночевать. Благо жилплощадь позволяет.
Мне это знакомо по не такому уж далекому прошлому, тогда я не смог воспользоваться их любезностью и помчался очертя голову на последнюю электричку метро. Затем они узнали, что я женат, — будто я болен проказой, — и желание лицезреть меня в их квартире больше не возникало.
Было грустно, но уже не холодно. Я спустился вниз по лестнице и вышел на улицу. Деваться мне некуда, еду домой к Ане, надеюсь на ее гуманизм. В урну возле подъезда я сунул окончательно увядшие цветы. Как ни удивительно, я испытал облегчение.
