«Будь мужчиной хоть раз в жизни, соверши мужской поступок или умри!» — в голове повелительно звучит голос, очень смахивающий на голос жены, и я послушно плетусь вслед за Владиком. Сегодня из школы он идет не один, а с двумя одноклассниками, Витей и Петей, и направляется в противоположную от дома сторону. Это вселяет надежду, что, возможно, сегодняшний день отличается от вчерашнего. Смущает, что он не один, а разговор надо провести один на один и без свидетелей. И почему я решил, что через Владика выйду на стриженых?
Ребята спустились по бульвару Дружбы Народов, прошли две троллейбусные остановки и свернули налево, в сторону озера Глинка, образовавшегося на месте карьера. Я держу дистанцию, они идут не оглядываясь, что удобно для меня, с другой стороны, говорит о том, что у них нет тайной встречи. Все указывает на то, что и сегодняшняя слежка закончится безрезультатно.
Глинку с трех сторон окружают крутые, обрывистые берега и только с одной пологий спуск, равнинная местность с полудиким парком, больше напоминающим лес, с поломанными скамейками и выходом к железной дороге.
Места здесь пустынные и заброшенные, подходящие для встреч подальше от любопытных взглядов и нежелательных свидетелей. Сердце заколотилось с неимоверной силой, и у меня затеплилась надежда. «Спрашивается, зачем им понадобилось идти в столь безлюдное место, как не для встречи?»
Троица скрылась с глаз, вступив под защиту голых деревьев. Я бросился следом, подбежал к кафе «Шашлычная», приютившееся почти над самым обрывом. Отсюда я увидел эту компанию, спокойно спускающуюся по грунтовой, хорошо протоптанной тропе, в конце разветвлявшейся надвое: в сторону «дикого» парка и к воде. Я оценил преимущества своего наблюдательного пункта и решил остаться здесь. Если пойду следом за ними, то на открытой местности сразу буду обнаружен, а отсюда прекрасно просматриваю парковую зону и не сомневаюсь, что они направятся туда. Жаль, что у меня нет с собой бинокля. Пока ребята продолжали спускаться, я зашел в кафе, взял теплого пива в одноразовом стакане и вновь занял наблюдательный пост.
Но мой расчет не оправдался. Вместо того чтобы пойти в парк, они свернули к воде и, спустившись с обрывистого берега, скрылись с глаз. Если там встреча, то я не увижу с кем. И незнакомец, пользуясь рельефом местности, выйдет к забору, за которым виден стоящий на приколе автомобиль-водовоз. С такого расстояния я не смогу его рассмотреть, а пока спущусь, он будет уже далеко.
Вылив пиво, украсив пеной заиндевевшую землю, уже не думая о том, что меня могут заметить, я помчался вниз. Пробежав метров пятьдесят, я благоразумно перешел на быстрый шаг. Когда был у самого спуска к воде, то навстречу, лоб в лоб, появилась искомая троица, что-то оживленно обговаривающая. Увидев меня, ребята остолбенели с открытыми ртами, словно запас слов неожиданно закончился, и выражения лиц у них были довольно глупыми. Владик от неожиданности даже присел и позеленел от страха. Чего ему так пугаться? Или совесть у него нечиста?
— Привет, парни! — Я провел взглядом за их спинами: нет ли там кого? Вроде никого. — Что вы здесь делаете?
— На лед ходили смотреть, — толстогубый Петр попытался почесать затылок, но помешала шапка. — Здрасте, дядь Саша.
Его приятели нестройно поздоровались со мной.
— И что лед?
— Плохой. Для катка не годится, хотя ночью мороз был. — Петр был огорчен.
— Мы думали в субботу устроить хоккейную баталию, но лед ненадежный, — пояснил Виктор. Я вспомнил, что он занимается хоккеем, нацелен попасть в киевский «Сокол». — Как думаете, дядь Саша, до выходных лед покрепчает?
— Должен. Ночи морозные. — Я наблюдал за молчащим Владом. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— А вы, дядь Саша, почему здесь? — поинтересовался Петр.
— Пиво пил в кафе наверху. — Я махнул рукой в направлении шашлычной. — Вас увидел, вспомнил, что мне Влад нужен, вот и спустился сюда. — Это была почти правда. Негоже детям врать. — Влад, мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Не возражаете, парни? — обратился я к Петру и Вите.
— Говорите сколько надо, дядь Саша, — пробасил Петр. — Мы подождем в сторонке.
— Мы с Владом спустимся к воде — я тоже хочу посмотреть на лед. Влада надолго не задержу, так что идите наверх, он вас догонит. Нечего вам мерзнуть.
Я специально отправлял подальше друзей Влада, так как разговор мог оказаться весьма трудным и на повышенных тонах, и неизвестно, как они на него среагировали бы. А еще я хотел убедиться, что ребята сказали правду и внизу они ни с кем не встречались.
Спускаясь, я поскользнулся, и если бы не удалось схватиться за дерево, оказавшееся очень кстати рядом, то, наверное, раньше времени проверил бы крепость льда. У Влада все еще был испуганный вид, он поглядывал по сторонам, словно готов был в любую минуту убежать.
Внизу никого не оказалось — ребята сказали правду. Лед затянул поверхность озера почти полностью, но не внушал доверия. Я осторожно ступил на лед и почувствовал, как он играет под моим весом в девяносто килограммов. Сразу вернулся на твердую землю. Мне было трудно начать разговор, и я сожалел, что в свое время не познакомился с трудами Сухомлинского и Макаренко, не знал, как добиться скрываемой правды от подростка. Придется действовать по наитию. Я подбирал слова, молчание затянулось, и Влад первым его нарушил:
— Мне надо уроки делать, завтра контрольная по математике, дядя Саша. И дома уже заждались.
— Ты был лучшим другом Костика, и у него от тебя не было тайн. Ты знал, что он распространял наркотики?
— Ничего я не знал! Мне пора! — со злостью выкрикнул он и собрался двинуться в обратном направлении, но я схватил его за руку и удержал.
Он посмотрел на меня и сжался от страха, видно прочитав в глазах мои мысли.
— Ты знаешь, что Костика убили?
— Нет, ничего такого я не знаю, дядя Саша! — захныкал он. — Отпустите меня домой, дядя Саша!
— Не знаешь?! — грозно переспросил я. — А ты знаешь, что правда в воде не тонет?
— Отпустите меня, дядя Саша! Мне уроки пора делать! — Влад уже не сдерживал слезы и размазывал их по щекам свободной рукой.
— Сейчас проверим, говоришь ты правду или нет! — зловеще пообещал я подростку и, ступив на лед, потянул его за собой.
Я почувствовал, как он под нами прогибается, потрескивает.
— Что вы делаете?! — в ужасе закричал Влад. — Здесь же у самого берега глубоко!
А я уже делал второй шаг, третий, четвертый, увлекая его за собой.
— Стойте! Что вы хотите знать? — Влад впал в истерику, глаза у него от страха чуть ли не вылезли из орбит, зубы отбивали дробь, тело дергалось, словно в судорогах.
— Помнишь у Булгакова: «…свежесть бывает только одна, первая, она же последняя»? Правда тоже только одна, все остальное — вранье и тухлятина. — Я сделал еще шаг, чтобы у него не было сомнений относительно моих намерений.
