Подобное происходило и у Ларисы. Осознав, что ее «бутербродный стиль жизни» для меня неприемлем, я предложил использовать свои кулинарные наклонности, тем более что нашел у нее дома кучу поваренных книжек ее покойной мамы. В остальное время обычно валяюсь на диване, читаю книжки и смотрю телевизор. Ане так и не позвонил — улица по-прежнему внушает опасность. Да и неудобно перед Ларисой: попросить ее купить мне телефонную карточку, чтобы я позвонил жене? Заметно, что она ревнует меня к Ане, поэтому в разговоре стараюсь не упоминать о ней. Аня сама справится с проблемами. Несмотря на ее обманчиво хрупкий вид, у нее железная воля. Не сомневаюсь, что если бандиты к Ане пришли, то она сказала обо мне все, что думает и что выгнала меня. На вид она тихоня, а внутри у нее черти сидят!
Лариса не расспрашивает о моих дальнейших планах, как долго собираюсь у нее жить. Существующее положение вещей ее вполне устраивает, и она прямо расцвела за это время. Попалась мне любопытная старая книженция «Записки следователя». В ней рассказывается история одного персонажа, схожая с моей: тот прятался у женщины на протяжении двадцати лет, скрываясь от соседей и властей. Неужели и мне уготована подобная участь? Правда, клетка у меня более комфортная, и не приходится в дневное время находиться в сундуке с дырками для поступления воздуха. Не хочу задумываться о будущем: живу как живу, а там как Бог даст. Скучаю.
Уже прошло больше двух недель, как я здесь. Накопившееся раздражение раздирает меня на части, могу взорваться из-за пустяка, но стараюсь сдерживаться в присутствии Ларисы. Неизвестность давит на психику, как признаки приближающейся издалека бури заставляют трепетать рыбака на утлой лодчонке среди бескрайней водной глади. Буря может пронестись мимо, а может попугать-покатать на водных вершинах или раздавить, отправив на дно. Борясь за жизнь, находясь уже длительное время в пугающем неведении, я в глубине души готов к тому, что буря грянет. Будь что будет, только не эта гнетущая неизвестность!
Мое положение схоже с мертвым штилем на море, мнимое спокойствие в любой момент может смениться шквалами смертоносного шторма. При всем при этом я не боюсь смерти. Это не бравада, а глупость. Не могу себе представить, что в какой-то миг перестану существовать и исчезнет мое «я». Иногда кажется, что бандиты обо мне забыли и что я безуспешно прячусь от самого себя. Мое положение напоминает анекдот про неуловимого Джона, которого длительное время никак не могут поймать, потому что он никому не нужен. А нужен ли я кому-нибудь?
Возможно, ответ есть у Ани. Достаточно позвонить ей и узнать, ищут ли меня и кто именно — бандиты или милиция, а может, и те и другие?
Связала ли милиция меня с тремя трупами? Если нет, то у меня остается шанс, отлежавшись в какой-нибудь норе, через несколько лет вновь вернуться к нормальной жизни. Бандитская машина страшна своей беспощадностью, но ее можно обмануть, а время и бандитские разборки сделают свое дело. А вот правосудие страшно своим неумолимым, бюрократическим, вневременным постоянством.
Уже заканчивается третья неделя, а я все еще у Ларисы. У меня ощущение, что я переживаю новое рождение своей личности, своеобразную реинкарнацию в течение одной и той же жизни. Образы той, прошлой, жизни начинают тускнеть, терять реальные очертания и приобретают видимость сна. И если в прошлом что-то и происходило со мной, то только во сне.
Время прекратило свой неумолимый бег и стало топтаться на месте. Желая себя чем-нибудь занять и найдя у Ларисы чистую тетрадку, я решил описать в ней, что со мной произошло. Вглядываясь в недалекое прошлое, пытаюсь вспомнить те чувства, мысли, которые тогда обуревали меня, чтобы воссоздать их на бумаге.
Мои отношения с Аней были затянувшейся ошибкой, когда два чужих человека на протяжении длительного времени обречены терпеть друг друга. Именно эта обреченность вызывала у нее всплески отрицательных эмоций, а у меня — желание бежать в никуда, искать приключений в отношениях с другими женщинами. Судьба в очередной раз посмеялась надо мной, вначале все отняв, но в итоге подарив знакомство с Ларисой. Неужели только для того, чтобы мне вновь было что терять?
Мы, беседуя, сопереживаем друг другу. У нас много общего: мы с удивлением открываем, что ходили по одним и тем же улицам, делали покупки в одних и тех же магазинах, учились в одном вузе, сбегали с занятий в одни и те же кинотеатры и на дискотеки, но только сейчас провидение подарило нам возможность познакомиться друг с другом.
Единственное, за что я проклинаю судьбу, так это за трагическую смерть моего сына. Сейчас он лежит в темноте под двумя метрами земли, среди корней деревьев, и в моем воображении возникает извивающееся белое безглазое существо, состоящее из множества колец, впившееся в плоть моего сыночка. Я не буду больше трогать свое прошлое — это пустая затея! Только настоящее ныне принадлежит мне, только сегодня! До завтра надо дожить, и тогда оно все равно будет «сегодня». Знает настоящую цену жизни только тот, кто познал смерть. И это — я.
Возвращаясь домой, Лариса увидела двух подозрительных парней, активно беседующих со всепогодными старушками возле подъезда. Старушки пронзили ее, будто рентгеном удвоенных стеклами глаз, а парни приняли отрешенно-безразличный вид. Ларису это встревожило, и она поделилась своими опасениями со мной. Я понял, что нельзя терять ни минуты, так как это была разведка, по результатам которой можно ждать непрошеных гостей. Когда? В любой момент.
Не слишком ли большое значение я придаю своей персоне? Кто или что я для бандитов? Для них я только оса, ужалившая сдуру и теперь подлежащая уничтожению. Разве что еще содержимое кейса притягивает их к моей персоне. А для доблестных органов — потенциальная галочка, процент в раскрываемости преступлений. То, что я раздавил гадин, которые причиняли вред государству в целом и отдельным гражданам, не зачтется. Я преступник, у меня руки по локоть в крови!
Иногда я вижу ту троицу в своих снах, и лица у них расплывчаты, неузнаваемы, но я все равно знаю, что это они. Умирали они по отдельности, а снятся вместе. Наверное, это к дождю. Хотя какой дождь зимой?
Лариса предложила мне спрятаться на ее даче в Осокорках. Она посетовала на то, что очень редко бывала там в последние три года и там царит запустение. С ее слов, обычно в зимнее время дачу облюбовывают бомжи, и все, что можно было украсть, уже украдено, а прошлой зимой даже калитку утащили. Для меня возник прекрасный предлог немедленно отправиться к отцу в Белоруссию, но я выбираю дачу. В глубине души понимаю, что это не лучший вариант: если Лариса теперь под подозрением, то сообразить, что я скрываюсь на ее даче, не составит большого труда. Но мною овладела апатия, атрофировалось чувство самосохранения. Будь что будет!
Лариса приготовила две большие сумки, в которые сложила три теплых одеяла, постельные принадлежности и продукты. Сумки оказались громоздкими, и я их забраковал, уменьшил количество вещей на треть. Лариса взяла ключ от чердака у дворника, и мы пробрались в другой подъезд, возле которого уже ждало заказанное такси. На нем мы поехали в сторону, противоположную той, что нам было надо. До дачи добирались с пересадками, на нескольких маршрутках.
