— Масловский сам… это делал?
— Нет конечно! Это делал какой-то врач, который работает на него. Добавлять человеческие клетки в наркотик — это было изобретено в лабораториях Масловского. Это его идея. Ты прав. Я найду этому применение! Масловский заплатит за все. Кто знает — может, в этом флаконе содержатся останки Качалова. Спасибо. Мне уже лучше. Прошло.
Сергеев с ужасом отшатнулся от ее руки, держащей шприц…
24
Али стоял в дверях. В раздевалке было темно и по-зимнему холодно. Юрий подошел ближе. На него в упор уставились черные блестящие глаза. Он чувствовал себя так, словно выдержал кровавый бой. Именно поэтому он вдруг испытал невольную неприязнь к человеку, который стоял перед ним. Эта неприязнь была тем более странной и необъяснимой оттого, что чувствовал он ее впервые.
Сергеев хотел что-то сказать, но промолчал — он ждал, что Али первым нарушит молчание. Очень скоро это произошло.
— Я хотел сказать, что сегодня нашей тренировки не будет, — произнес тот. — Ты будешь разговаривать с Масловским. Сейчас ты должен подняться в кабинет. Он тебя ждет.
— Ты знаешь, о чем пойдет речь?
— Догадываюсь.
— Может, скажешь?
— Зачем? Скоро ты все узнаешь сам!
Сергеев решил не показывать вида, насколько расстроен, ведь для него тренировка означала то же, что для многих обезболивающее или наркотик. Тренировка означала возможность забыться. Он рвался в спортзал так, как рвутся в лучшую жизнь — изо всей силы. Он мечтал вдохнуть особый запах зала и в реальности ощутить, как пот заливает глаза.
Юрий вдруг вспомнил Ри. Вспомнил, как она лежала там, в темноте. С ней явно не все было в порядке. Из-за Масловского и таких, как он. К горлу начал медленно подступать комок жесткой, многообещающей злости, настолько острой и сильной, будто вместо стакана воды за завтраком он проглотил холодную сталь. Почему, ради какой цели он должен им подчиняться? В конце концов, именно он для них важнее всего. И если принять совсем близко к сердцу то, что говорила ему Ри… Значит, они сделают абсолютно все, что скажет им он. Например, не отказываться сегодня утром от тренировки.
Очень спокойно Сергеев подошел к своему шкафчику и открыл дверь.
— Значит, так, — он никогда не думал, что способен поворачиваться с таким уверенным и даже вызывающим видом, — пойди к Масловскому и скажи, что я приду к нему только после тренировки. Для меня важнее всего именно моя тренировка, а не то, что мне будут говорить!
Тут он увидел, как с Али разом слетела вся его китайская невозмутимость.
— Что ты, что ты! — Он замахал руками, как ветряная мельница. — Так нельзя говорить! Ты сам не понимаешь, с чем шутишь! Ты должен немедленно идти к Масловскому! Ты не знаешь, чем такое поведение тебе грозит!
— Мне плевать! Я уже сказал: пойду тогда, когда посчитаю нужным! Это мне решать! А если Масловский будет создавать мне плохие условия, я просто уйду из его клуба! В другой! Пойди и скажи ему это!
— Юра, пожалуйста, не нужно так делать…
— Я все сказал. Иди к Масловскому!
Он стал переодеваться, наблюдая за Али с плохо скрываемым удовольствием — до тех пор, пока тот не ушел. Когда Али наконец-то вышел, хлопнув дверью, Сергеев испытал что-то вроде глубокого удовлетворения от мысли, что не так уж и плохо жить. Закончив переодеваться, вошел в спортзал. Он чувствовал себя просто отлично. А через пару секунд по всему залу глухо разнеслись его уверенные удары по мешку с песком.
Через двадцать минут Али вернулся в прекрасном расположении духа. Его круглое лицо выражало нескрываемое удовольствие. Это было настолько странно, что Юрий даже оторвался от своих ударов. Сияя, как новенькая монета, Али подошел к нему:
— Что, продемонстрировал свою звездность?
Юрий предпочел не отвечать, зная, что за первой репликой обязательно последуют другие. Так и произошло.
— Всем показал, что крутой? И все должны слушаться? Что ж, тебе повезло. Масловский тебя любит, поэтому относится снисходительно. Но не думай, что так будет всегда. В первый раз тебе повезло. Но во второй — так не будет. Поэтому пользуйся моментом и демонстрируй всем, что ты звезда. Только помни: звездами бывают недолго. Помни об одном: сегодня ты звезда, чемпион, а завтра, как Витька Качалов, — кусок дерьма.
После душа — свежий, подтянутый, немного усталый, но в полной гармонии с самим собой, Сергеев поднимался в кабинет Масловского, от которого ждал необычных предложений. Он не сомневался ни секунды в том, что Масловский предложит ему участвовать в кумите. Так говорила Ри. А он был склонен ей верить. Про себя заранее он прорепетировал целую речь. Юрий выучил то, как будет отказываться, а отказываться иной раз сложнее, чем согласиться. Он заготовил приемлемые интонации так, чтобы никого не обидеть. А напоследок приготовил последний козырь: то, что он вообще собирается покинуть спорт. Если обстоятельства принудят его к этому, он скажет, а потом — сделает. И это будет весьма разумно — после того, что он уже пережил. Он откажется, про себя подумав, что в его голове достаточно мозгов для того, чтобы не опуститься до дна. Он хочет жить и побеждать, а не позорно умирать под рев и свист пьяной толпы. Никто не посмеет заставить его сделать то, чего он не хочет. И еще он скажет Масловскому, что древние мастера Востока превыше всего в мире ставили человеческую жизнь. Настоящий мастер ненавидит насилие. Кажется, так говорил Брюс Ли.
Поднимаясь по лестнице в кабинет Масловского, Сергеев был невероятно уверен в своих силах. Он не чувствовал ни страха, ни нетерпения — совсем ничего.
Он постучал и вошел. Масловский сидел не за столом, а в кресле. В правом углу его кабинета находился красивый мягкий уголок. Как всегда, он разговаривал по мобильному, кажется, о поставке какого-то спортивного оборудования. Сделав приветственный жест рукой, махнул, пригласив садиться. Юрий подумал вдруг о том, сколько может быть ему лет. Тридцать? Сорок?
Два огромных окна выходили во внутренний двор дома. Сквозь тусклые стекла виднелся серый зимний день. Масловский очень редко принимал у себя спортсменов. Только избранные удостаивались этой чести. Сергеев был единственным человеком из их бывшей группы, удосужившимся побывать в этом святилище во второй раз. Обычно общие собрания устраивались в большом актовом зале. А с самими спортсменами Масловский общался редко, да и то по исключительно важному поводу… Юрий погрузился в воспоминания, но отвлекся, услышав, как щелкнула телефонная кнопка. Прямо на него смотрели карие хитрые и умные глаза.
— Я прошу прощения — разговор был важный, — перед другими людьми Масловский не извинялся никогда. Смотрел он очень внимательно — даже слишком внимательно, казалось, он изучает малейшее движение своего подопечного… Сергеев вдруг вспомнил запоздалое предостережение Али не портить отношений со своим шефом и поспешил сказать, вернее, с трудом выдавил из себя:
