– Сливки или сахар?
– Черный вполне сгодится, – отвечаю я. Он бросает на меня взгляд, словно пытаясь вычислить, что я имела в виду, потом кивает и ставит кружки на маленький столик – как раз на двоих.
– Поздновато для таких визитов, а? Вам повезло, что в вас не стреляют.
– Знаю, что поздно, – соглашаюсь я, стараясь не обращать внимания на намек. – Извините, сэр, я знаю, что вы, вероятно, уже собирались спать. – Я вкладываю в свой тон немного теплых нот, и это помогает; его плечи немного расслабляются. Сейчас все, что я могу сделать, дабы обезоружить его, может оказаться полезным. – Прошу прощения, но я не в курсе того, что случилось с вашим сыном. Могу я спросить…
– Он пропал уже больше года назад, – говорит Абрахам. – И вот что я вам скажу – я считаю, что эта баба убила его. Я так и сказал другому детективу, но, по-моему, он даже не слушал. – Я слышу в его голосе злость и вижу, как мышцы на его дряблом подбородке напрягаются. – Он работал спустя рукава. Сказал, что мой сын просто сбежал и бросил свою беременную жену. Если это правда, то почему он перед этим отписал ей свою машину и свой дом? И весь свой банковский счет тоже. Если мужчина сбегает от своего долга, то берет с собой все свое.
– Вы правы, это звучит странно, – соглашаюсь я, однако совсем не искренне. Многие мужчины уклоняются от своих родительских обязанностей, но пытаются возместить это, оставив то, что им не особо нужно. Я могу предположить, что Томми Джарретт решил, будто это развязывает ему руки, и возможно, перед своим исчезновением перевел кое-что со своего банковского счета на другие. Может быть, достаточно приберег для себя, чтобы быть вольной пташкой.
Я подниму его дело. Скорее всего, тем, другим детективом был Престер, если только это не были последние дни работы другого детектива, белого мужчины, которого я едва знала – третьего в нашем управлении; он практически не выходил на работу. Сейчас он вышел на пенсию и уехал во Флориду; мы с ним почти не пересекались по службе. Не очень-то мне хочется пересматривать его суждения – если это он вынес их.
– Когда вы в последний раз видели Томми, сэр? – спрашиваю я и достаю свой блокнот. Он делает большой глоток кофе и извлекает свой смартфон.
– Примерно четырнадцать месяцев назад. Вот. – Кладет телефон на стол и подталкивает ко мне. На экране фото: Абрахам в клетчатой рабочей рубашке одной рукой обнимает за плечи сына, оба широко улыбаются в селфи-камеру. Милый снимок. Я пристально смотрю на Томми, пытаясь понять, что кроется за этой веселой улыбкой, за этим лицом. Похож ли он на человека, способного бросить свою беременную жену? Понятия не имею. Работа копа учит тебя одному: по внешнему виду можно угадать все и ничего. У каждого из нас внутри много всякого-разного, и как минимум половина этого множества делает нас сволочами.
– Симпатичный молодой человек, – говорю я, и это правда. – Вы не против, если я скопирую это фото? Я могу переслать его на свой телефон.
Это даст мне дату и время, когда был сделан снимок, а также место, где он был сделан.
– Как хотите, – отвечает Джарретт, и я вижу на его лице быстрый промельк беспокойства. Пересылаю фотографию себе, действуя так, чтобы он понял: я ничего не вынюхиваю, – а потом отдаю Абрахаму его телефон. Он сразу же прячет его в карман. Я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к его сыну; каждому есть что скрывать, но меня не интересуют его секреты. – Значит, на этот раз вы действительно намерены его искать? Не просто подшить в папку еще одну бумажку о том, что мой сын – трусливый сукин сын?
Он говорит это агрессивным тоном, но я вижу, как в его глазах поблескивают слезы. В таких делах надежда – тяжкое бремя. Он держится враждебно, потому что пытается обуздать страх и отчаяние, и я это понимаю. Со всем возможным уважением говорю:
– Мистер Джарретт, я с радостью займусь этим. Дело значительно ускорится, если вы – в качестве его ближайшего родственника – дадите мне разрешение осмотреть его жилище, проверить его телефон и банковский счет…
– Дам, – говорит он прежде, чем я успеваю закончить. – На все что угодно. Томми жил в доме, который купил на собственные деньги, жил с той женщиной… я даже не могу назвать ее его женой. До самого своего исчезновения он жил там. Никуда не переезжал.
– Вы точно это знаете? – спрашиваю я мягким тоном. – Он не мог просто собрать самые необходимые вещи и попросить друга отвезти его куда-нибудь?
На это Абрахам не отвечает, да я на самом деле и не жду ответа. Он не хочет верить в это, но мужчины могут сделать странные вещи, узнав о беременности своей женщины. Некоторые убегают в холмы. Некоторые становятся жестокими. Некоторые ведут себя параноидально и странно.
А некоторые убивают своих детей.
Я ощущаю легкую дрожь во всем теле при мысли о том, что человеком, который увез Шерил Лэнсдаун от того злополучного пруда, мог быть ее пропавший муж.
Я сохраняю на лице спокойное выражение, однако теперь пристально высматриваю любые признаки того, что Абрахам пытается прикрыть Томми. Основание затылка покалывает, и я думаю о том, что следовало бы проверить дом на тот случай, если Томми недавно побывал здесь, но мне нужно быть осторожной: если тот действительно прячется поблизости, я могу сразу же оказаться в опасной ситуации. Лучше вернуться подготовленной, с подкреплением.
Но не успеваю я принять это решение, как Абрахам тяжело поднимается и говорит:
– Идемте. Я покажу вам его комнату. Там нет ничего, кроме того, что он оставил, когда переехал в тот дом и женился; но, может быть, и это вам поможет.
В его поведении нет ни намека на то, что меня ждут какие-то сюрпризы, но я иду за ним на некотором расстоянии, держа руку поближе к пистолету, спрятанному под курткой. Я быстрая и меткая, и хотя это не дает гарантии на выживание в перестрелке, однако повышает шансы. Мое сердце ускоряет биение, и я глубоко дышу, чтобы замедлить его ритм. Настороженно иду за Абрахамом через маленькую кухоньку, по узкому темному коридору мимо санузла; в конце коридора – одна-единственная закрытая дверь. Он распахивает ее и входит в помещение.
«Туда или сюда; решай, девочка».
Я вхожу следом за ним.
Там нет никакой засады. Никакой Томми Джарретт не ждет меня с плотоядной ухмылкой, чтобы прикончить на месте. Щелкнув выключателем, Абрахам сует руки в карманы своего клетчатого халата и отходит назад, пока я изучаю комнату мальчика-подростка. Она даже пахнет соответственно – застоявшийся запах старых носков, тестостеронового пота, грязных простыней. Кровать застелена дешевым покрывалом поверх продавленного матраса. Плакаты с изображением каких-то почти не знакомых мне актеров – сплошь белых – и мощных машин. Миниатюрное баскетбольное кольцо в углу комнаты, похоже, нередко использовалось: сетка выглядит потрепанной. Я делаю медленный круг по комнате, потом смотрю на отца Томми.
– Вы не против, если я открою ящики?
– Делайте что хотите, – отзывается он. – Тут скрывать нечего.
