Я разворачиваю кресло спинкой к экрану и говорю:
– Солнышко, спасибо, что спросила. – Я растрогана пониманием того, что она пытается позаботиться обо мне. – Сегодня твоя очередь готовить ужин?
– Да, и это будет пицца, потому что я ленивая тварь, – отвечает Ланни. – Не беспокойся, она с салатом, так что это здоровая еда. Надо только проследить, чтобы Коннор не залил ее своим любимым острым соусом хабанеро. Над чем ты работаешь?
– Над всяким, – отвечаю я и понимаю, что это прозвучало так, словно я отмахиваюсь от дочери. – Извини. На самом деле, это поиск для дела, над которым сейчас работает Кеция. Довольно срочный.
– Я могу помочь?
Эту идею я сразу же отвергаю. Не хочу, чтобы Ланни и близко подходила к этому.
– Спасибо, но я уже почти закончила с тем, что мне нужно сверить. Сейчас сделаю последнюю проверку, и после этого я вся ваша. Можем защищать пиццу вместе.
– А потом в тир вместе с Ви, верно?
– Верно. – Честно говоря, я почти забыла об этом. Я хочу расспросить Ланни более подробно о том, как прошел ее день. Я хочу, чтобы она села рядом со мной и обняла меня. Но в следующую секунду меня отвлекает сообщение об идентификации фото, пришедшее из Кентукки.
У меня десять возможных вариантов, но я вижу ее сразу же – в середине ряда лиц с похожими чертами. Пенни Карлсон невероятно хорошо вышла на фотографии, сделанной на права; здесь волосы ее высветлены. Вдобавок она сменила стиль макияжа на более выразительный и гламурный, выглядит старше и искушеннее, хотя согласно новым водительским правам, выданным на имя Тэмми Магуайр, на этой фотографии ей двадцать лет.
Я понимаю, что мы совершенно не знаем, кто такая Шерил Лэнсдаун. Ни ее имени, ни возраста, ничего, кроме лица… а пластическая хирургия может оборвать и этот след, если у женщины окажется достаточно денег.
Я не знаю, бежит ли она от чего-либо, но если это так… то на этот раз оно ее настигло. И эта ужасающая, тошнотворная перспектива заставляет меня покрыться холодным потом от воспоминаний: гниющий особняк в Луизиане, направленная на меня камера, искаженное лицо моего бывшего мужа…
Я знаю, каково это – быть жертвой. И охотником. Но я по-прежнему не знаю, жертва Шерил или же охотница.
Поиск не приносит больше результатов, и я решаю пока оставить его и помочь Ланни с ужином. Сэм возвращается домой в середине этого процесса и включается в него, хотя я вижу, что он устал. Он рассказывает мне о том, как прошел день, и о послеобеденной тренировке. Я чувствую, что он что-то недоговаривает, но не хочу давить на него, тем более делать это за столом. На симуляторе у него, как обычно, отличные результаты. Сэм редко делает ошибки, хотя всегда говорит, что катастрофа на симуляторе – лучший учитель. Я знаю, он беспокоится о том, что с возрастом его реакция снизится, но пока что показывает чертовски хорошее время отклика. Полагаю, лучше, чем у меня.
Он о чем-то размышляет. Я тоже. Мы оба придерживаем что-то для разговора наедине – позже.
Сидим, едим и беседуем. Ланни то сияет, то мрачнеет. Коннор ведет себя тихо и немного подавленно. Подростки. Я помню, как ощущала эти бури эмоций сама, и знаю, что мало чем могу помочь своему сыну пройти через все это – разве что пониманием. Однако это ранит, и я скучаю по тем дням, когда Ланни и Коннор оживленно болтали в те моменты, когда не набивали рот едой. Подростковые годы – это нелегко, а теперь у меня на руках два подростка, и, видит бог, я не знаю, что из этого получится.
Но, по крайней мере, в последнее время они выглядят относительно нормально. Психотерапия волшебным образом подействовала на Коннора; судя по всему, он теперь чаще бывает спокоен, чем встревожен. Ланни все еще готова вспылить из-за любого косого взгляда, но теперь она чаще смеется и, как мне кажется, обретет душевное равновесие. Но меня пугает то, как мало времени у меня осталось, дабы обеспечить ей безопасность, благополучие и защиту, подготовить ее к самостоятельной жизни в этом мире. Ее и Коннора.
Ланни съедает кусочек пиццы и говорит:
– Мы с мамой собираемся в тир вместе с Ви.
– И со мной, – добавляет Коннор. – Я тоже еду.
– Пардон, когда это ты вдруг успел снова полюбить оружие? – Ланни хмуро смотрит на него. – Разве ты не боишься его до дрожи?
Это агрессия, но не злобная, и Коннор не обижается.
– Потому я и хочу поехать с вами, сестренка. Потому что оно до сих пор меня пугает. Миссис Террелл считает, что если я поближе познакомлюсь с оружием, это поможет.
Миссис Террелл, его психотерапевт, говорила со мной об этом. Меня немного беспокоит эффективность этого лечения. Проблема Коннора кроется не столько в невыявленных страхах, сколько в психотравме; у него была чрезмерно сильная реакция на школьные антитеррористические учения, и это еще до того как он был похищен – уже во второй раз – и оказался посреди настоящей перестрелки. Терапия отвращения кажется мне неправильным ходом.
Но иногда возможность после травмы снова обрести контроль над ситуацией срабатывает. Так было со мной. Коннор хотел посещать отдельного психотерапевта, не того, к которому хожу я. Я не уверена, что готова одобрить миссис Террелл – вероятно, потому, что не могу контролировать ее участие в жизни моего сына и не понимаю некоторые советы, которые она дает. Но мои звериные инстинкты, которые никогда полностью не отступают… эти инстинкты говорят, что Коннор должен научиться хорошо стрелять. Потому что мой сын всегда будет под угрозой, учитывая, кто я такая. Учитывая, кто его отец. Учитывая, кто он сам. Будущее быстро близится к нам. Я хотела бы перевести часы назад. Замедлить их бег.
Терпеть не могу это ощущение внутренней борьбы. Я люблю ясность. Определенность. И знаю, что ни ясности, ни определенности в моей душе почти никогда не бывает, если мне приходится выбирать, что будет лучше для моих детей.
Ланни и Коннор смотрят на меня. И Сэм тоже. Его выражение лица труднее всего прочитать; он собирается позволить мне сделать выбор самой, без его вмешательства. Ланни, конечно же, ждет, что я скажу Коннору «нет»: она сама только недавно завоевала право учиться стрельбе, и менее всего ей сейчас хочется терять этот статус избранной. Но Ланни не пережила то, что пережил Коннор в том мрачном лагере-крепости Биттер-Фоллз. Я смотрю сыну в глаза и говорю:
– Отлично. Мы поедем в тир все вместе. Но ты должен усвоить: если тебе вдруг станет не по себе, даже немного, ты должен сказать об этом мне или Сэму, и мы уедем оттуда. Хорошо?
Он кивает, и я вижу, как напряжение оставляет его. Сэм все еще смотрит на меня, и когда я перевожу на него взгляд, он коротко кивает и принимается за свой салат.
Ланни бросает вилку. Громко и демонстративно. Откинувшись на спинку своего стула, она складывает руки на груди.
– Ничего себе! Правда? Даже не обсуждая.
– Даже не обсуждая, – подтверждает Коннор. Он слишком доволен этим фактом. – Что такое? Ты считаешь, что я могу не справиться?
