– Спасибо, папа, – отвечает он. – Я тоже тебя люблю. – Он нечасто говорит это, и я тоже. У мужчин не принято признаваться в таких чувствах. Но сейчас, в эту тихую минуту, оно кажется правильным, и мне становится лучше. Надеюсь, ему тоже. – Мама надерет мне задницу.
– Я поговорю с ней, – обещаю. – Она просто боится за тебя. И я тоже, черт побери. Так что прояви немного терпения, ладно? Мы попробуем обойти этот момент, как сможем.
– Знаю. Но я действительно ничего не делал. Мне даже хочется что-нибудь разбить или сломать.
– Мне это чувство знакомо. Но такие вещи почти не помогают. Обида и злость никуда не деваются, а потом тебе приходится убирать осколки или чинить то, что ты сломал. Жизнь несправедлива.
– Но я все равно хочу попробовать.
– Я отдам тебе те уродливые кружки, которыми мы больше не пользуемся. Но выметать осколки будешь сам.
Он смеется. И от этого смеха узел у меня в желудке слегка ослабевает. Я протягиваю руку и ерошу Коннору волосы. Он уворачивается.
Когда мы въезжаем в гараж, Гвен уже стоит там в свете фар моей машины. Я выключаю двигатель и закрываю гаражную дверь. Поза у Гвен напряженная, но злости в ней не читается, только тревога.
– Все в порядке, – говорю я ей, и это не совсем правда, хотя близко к тому. – Они его отпустили.
Гвен молча обнимает нашего сына и смотрит на меня поверх его плеча. Когда мальчик успел так вырасти? Сейчас он почти с нее ростом. Я этого раньше не замечал, но через несколько лет она будет казаться рядом с ним совсем невысокой.
– Спасибо, Сэм, – говорит Гвен. – Боже, я так тебе благодарна! Я бы не смогла этого сделать. – Она испускает судорожный смешок. – Я бы рванула там, как бомба, и сама оказалась бы под арестом. На сто процентов уверена. – Отстраняет Коннора и изучает его внимательно и нежно, как это умеют матери. Прикладывает ладонь к его щеке. – С тобой все в порядке? Правда?
– Извини, мам, – говорит Коннор. Голос у него сдавленный и напряженный. – Я… я знаю, что не должен был ходить на этот форум. Я просто хотел…
– Быть как все, – договаривает она за него, когда он умолкает. – Я знаю. И не сержусь. Просто беспокоюсь. – Выпрямляется и смотрит на меня, потом снова на Коннора. – Я звонила своей начальнице, и ребятам из ее IT-отдела понадобилось десять минут, чтобы засечь перенаправление на фальшивый IP-адрес и отследить его. Угадайте, к кому это привело?
Я качаю головой, Коннор тоже.
Гвен медленно улыбается. Это зловещая улыбка, о которую можно порезаться, и мне она нравится.
– Коннор, помнишь тех двух братцев, которых вы с сестрой вычислили по соцсетям? Тех, которые намалевали надпись на нашем доме?
– Это сделали они? – В голосе Коннора звучит изумление, но я подозреваю, что он удивлен скорее тем, что они оказались достаточно умны, чтобы провернуть подобное.
– Я не уверена, но мы с Ланни сообщили копам их имена и посоветовали покопать в той стороне. Очевидно, они же и сообщили, что видели у тебя пистолет в школе на прошлой неделе. Полагаю, вечер у них будет не очень приятный.
Я знаю, что это сделали не те двое. Я абсолютно в этом уверен: судя по всему, им не хватило бы мозгов на подобную штуку, иначе один из них не пошел бы размалевывать наш дом в форме школьной спортивной команды. Как там Ланни говорила: они получили «С» по предмету, где проходной балл – «А». Но я не хочу поднимать этот вопрос – не сейчас, когда вижу на лицах Гвен и Коннора искреннее облегчение. Позже.
Я невероятно устал. Но мне кажется, что у нас все в порядке. И, добравшись до постели, я засыпаю мертвым сном.
19
КЕЦИЯ
Медсестра была права: проснувшись в следующий раз, утром в четверг, я чувствую себя ужасно. Все тело в синяках, ноет и хрустит суставами. Но в голове у меня наконец-то проясняется, и когда я, застонав и прищурившись от яркого утреннего света, нажимаю переключатель, чтобы снова трансформировать кровать в сидячее положение, то вижу, как Хавьер достает из шкафа мою одежду. Она вся в грязи и в крови, но, по крайней мере, она моя.
– Я привез бы тебе чистую смену, но не хотел оставлять тебя, – говорит он. – Как ты себя чувствуешь?
– Отлично, – отвечаю я. – И буду чувствовать еще лучше, когда уберусь отсюда.
– Я говорил с врачом. Капельницы уже не нужны, все КТ-снимки твоей головы хорошие, так что тебя выписывают. Он сказал, что тебе нужно избегать любых физических нагрузок, и я расшифровываю это так: никакого секса, никакого подъема и таскания тяжестей, никаких пеших погонь. Все остальное вполне разрешено, так?
– Меня обижает то, что ты поставил секс на первое место в этом списке, Хави.
– Любимая, учитывая то, как мы им занимаемся, он заслуживает быть первым. – Он ухмыляется и целует меня. Долгий, теплый, нежный поцелуй. Немножко слишком теплый, но Хавьер старается сдерживаться. – Хорошая новость – мне не нужно возвращаться на сборы. На данном этапе нет смысла жечь лишнее вертолетное горючее, чтобы забросить меня обратно.
Это радует. Мне всегда нравится, когда он рядом, но сейчас – особенно.
Одеваться больно, но одновременно это вызывает ощущение, будто я возвращаю себе контроль над собственной жизнью. Пистолет, жетон, сумка. Сверху я накидываю куртку и натягиваю кожаные ботинки на низком каблуке, и после этого снова чувствую себя собой. Движение помогает против боли в изрядно побитом теле.
Солнечный свет режет глаза. Я надеваю темные очки, стараясь игнорировать пульсирующую боль в висках и затылке. Сев в машину, которую Хави взял напрокат, ставлю свой телефон на зарядку. Мигает красный огонек, когда аккумулятор начинает заряжаться; требуется немного времени, чтобы телефон включился.
– Так все же просвети меня, – говорит Хави, переключая передачу. – Что за чертовщина творится в этом городе? Как-то много всего сразу, не находишь?
– Ну да, ты уехал, и посмотри, что началось.
– Я серьезно. Два мертвых ребенка, три мертвых взрослых, ты едва не погибла, Гвен снова преследуют… Небольшой перебор, как ты считаешь?
– Именно так, – подтверждаю я, потом, напряженно размышляя, повторяю его слова: – Как-то много всего сразу. Особенно для такого маленького города, как Нортон.
Любое из этих событий могло произойти само по себе, но когда все складывается вместе… это похоже на какой-то план.
Но я не знаю, что это за план. И что значит любое из этих событий.
Я продолжаю раздумывать, и мы уже находимся на окраине Нортона, когда я решаю проверить свой телефон. Есть пропущенные звонки и сообщения. Неудивительно. Я начинаю просматривать их.
Престер звонил мне в четыре часа утра. Что за черт?
Я немедленно набираю его номер, как раз в тот момент, когда мы минуем указатель на выезде из города – и теперь Нортон виден только в зеркале заднего вида. Два гудка, потом щелчок – звонок принят. Я ожидаю услышать низкий отрывистый голос Престера. Но вместо этого мне отвечает сержант Портер.
