– Что такое?
Я поднимаю дрожащий палец, призывая Хави подождать, и нажимаю кнопку, чтобы воспроизвести сообщение.
От звука голоса Престера у меня перехватывает дыхание.
– Клермонт, я наконец-то добрался до кого-то в том чертовом цветочном магазине, где составили тот букет, но у них нет… это был заказ через… через Интернет, как я и…
Я ахаю и прижимаю ладонь ко рту, потому что ему трудно говорить, он задыхается. Это запись того, как он умирает. Я не могу слышать это, не могу!
Хавьер мгновенно оказывается рядом со мной и забирает у меня телефон. Я плачу так сильно, что не могу говорить, мучительная тяжесть на душе словно придавливает меня к земле. Хави прослушивает запись, и я вижу на его лице мрачное потрясение. Наконец он останавливает воспроизведение и говорит:
– Сядь в машину, Кец. Я поговорю с шефом вместо тебя, ладно?
Я больше ничего не могу сделать. Падаю на сиденье и чувствую, как меня охватывает прилив гнева, такой мощный, что мне хочется колотить кулаками по приборной панели и кричать, пока это давление не ослабнет.
Престер умер, пытаясь помочь мне. Почему?
Господи, почему?
* * *
Когда мы приезжаем домой, Хавьер заворачивает меня в теплое одеяло. Но я не могу сидеть спокойно, мне нужно вылезти из этой задубевшей от крови одежды и принять душ. Хави готовит на кухне яичницу, поэтому я проскальзываю в ванну, раздеваюсь и встаю под горячий душ… и плачу, плачу, выплескивая горечь и боль.
«Ты нужен мне, напарник».
Я никогда не привыкну к подобным прощаниям.
Когда наконец вылезаю из душа, вытираюсь и одеваюсь, то вижу на своем телефоне сообщение. Когда я его открываю, оказывается, что это видео. На кадре превью я вижу, что это Престер. Престер, сидящий в своей машине.
Быстро опускаюсь на унитаз, закрытый крышкой, и дышу, стараясь справиться с паникой и болью. Потом нажимаю кнопку воспроизведения.
Престер. С сердечным приступом. И кто-то стоит рядом, снимая его. Я заставляю себя смотреть, хотя мое сердце разрывается на крупные кровоточащие куски, а потом… потом он закрывает глаза и замирает.
Умер.
– По крайней мере, он был не один, – произносит женский голос. – Бедный старик…
Экран становится темным.
Приходит еще одно сообщение.
В этом не было необходимости. Ты могла бы бросить все это. Брось сейчас.
Всплывает еще одно видео. Я прокручиваю его. Хавьер, выходящий из прокатной машине на стоянке у больницы.
И еще одно видео. Папа в своей хижине моет посуду. Кто-то снимает его через окно.
Буря, кипящая у меня в сердце, настолько неистова, что я не понимаю, какие именно эмоции чувствую. Ужас. Ярость. Боль. Ожесточение. Все одновременно, как будто внутри у меня произошел взрыв.
И еще одно сообщение.
Оставайся дома, Кеция. Это тебя не касается.
Может быть, этого не должно было случиться. Может быть, он считает, что так будет.
Но я теперь твердо знаю – я не отступлюсь.
Чувствую, как с каждым ударом сердца, жарким и резким, охотничий инстинкт вскипает в моей крови.
«Это тебя не касается».
О нет, хладнокровный ублюдок. Касается.
20
ГВЕН
Я сплю только потому, что знаю: я должна спать. Моя семья здесь. Они в безопасности. Кажется, что все вот-вот разрешится, что наша нормальная жизнь, вероятно, скоро вернется к нам.
Я единственная, кто знает, что это ложь.
Четыре часа спустя я открываю глаза и выскальзываю из постели, пробудившись без всякого перехода от сонного состояния к бодрствующему. Никакого ощущения покоя. Я бесшумно натягиваю джинсы, удобную рубашку, крепкие ботинки. Я не могу рисковать и отпирать оружейный сейф, расположенный рядом с кроватью: цифровой замок пищит, и Сэм мгновенно проснется. Но ничего страшного: пока он был в полицейском участке, я перенесла свой любимый «ЗИГ-Зауэр» в маленький сейф, спрятанный в гостиной под диваном. Так же, как запасные магазины и дополнительную коробку патронов.
В дверях я останавливаюсь и оглядываюсь на Сэма. Он крепко спит. Вчера вечером я убедила его принять рецептурное снотворное – что он делает крайне редко, – и он уснул в считаные минуты. Хорошо. Сэму это нужно. Ему тоже предстоит трудная битва. В некотором смысле – такая же трудная, как моя.
Я смотрю на него и пытаюсь запечатлеть его образ в своей памяти, в своем сердце. Я хочу запомнить этот момент покоя. То, как он выглядит. То, как это ощущается.
Смотрю на Ланни, которая спит, свернувшись на боку, розово-фиолетовые волосы ярким веером разметались по подушке. Моя прекрасная, сильная, своевольная девочка, которая вот-вот станет готова к тому, чтобы взыскивать с мира все на ее собственных условиях. Я так горжусь ею, что это причиняет мне боль. Безмолвные слезы катятся по щекам, охлаждая мою пылающую кожу, и я аккуратно стираю их, прежде чем пойти и посмотреть на сына.
О, Коннор, мой сложный и чудесный мальчик… Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами. Я больше всего боюсь именно за тебя, но ты постоянно изумляешь меня. Всегда. Я смотрю, как он спит, беспокойно сбив набок перекрученное одеяло. Он сейчас на полпути между мальчиком и мужчиной, и я думаю: «Когда вырастешь, ты будешь уникальным, непохожим ни на кого: ни на своего ненавистного отца-садиста, ни даже на меня. Уникальным, прекрасным, обладающим скрытой силой». Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не шагнуть в комнату, не разбудить его, не спрятать в объятиях и не начать укачивать, как делала когда-то, когда он был ребенком.
Закрывать эти двери, одну за другой – все равно, что отрезать от себя по кусочку.
Беру кобуру, «ЗИГ-Зауэр», запасные магазины и патроны. Накидываю куртку. Добавляю маленькую кобуру, пристегивающуюся к голени, и револьвер калибра.38 – оружие, которое копы носят на экстренный случай.
Потом смотрю на часы.
Без пятнадцати восемь. За окном встает солнце, щедро заливая траву теплыми лучами. Трепещут на ветру листья. По улице проезжают машины – соседи отбывают на работу. Все как обычно, все, кроме этого маленького кусочка ада, где я сейчас нахожусь.
«Я не обязана ехать. Мы можем встретить это вместе. Все мы».
Я сажусь и утыкаюсь лицом в ладони, и пока сижу так, срабатывает сигнал на моем телефоне. Я смотрю на него. Сообщения с незнакомого номера.
Фотография Сэма, прислонившегося к обтекателю самолета.
Фотография спящей Ланни, сделанная через окно ее комнаты.
Фотография Коннора, сидящего, скрестив ноги, на кровати, с наушниками на голове, и печатающего что-то на компьютере.
