Она и человек в футболке с Че не говорят друг другу ни слова; просто обмениваются кивками, и Кец протягивает ему конверт – полагаю, там лежат деньги. Не представляю, откуда она его знает, и даже не спрашиваю. Сейчас не время.
Мотор «Хонды» работает стабильно, но рессоры у нее изношены, а пробег такой, что, наверное, хватило бы скататься до Луны и обратно. Однако она безотказно несет нас сквозь вечернюю темноту, пока мы едем по все еще оживленному шоссе, притормаживая и меняясь за рулем, когда кому-то из нас требуется поспать.
– Нужно поговорить о том, что мы будем делать, – говорю я, и она молча кивает. – Мы не можем играть в его игру от начала до конца. Лишь настолько, чтобы он поверил, будто заполучил нас. Может быть, это собьет его с толку.
– Пока что надо играть, иначе нашим близким не поздоровится, – произносит Кец. – Гвен, он считает тебя виновной в чем-то.
– Очевидно.
Я скорее чувствую, чем вижу ее взгляд.
– В том, что ты помогала Мэлвину убивать тех женщин?
На это я ничего не отвечаю.
Молчание, разбавленное лишь дорожным шумом и скрипом корпуса старой «Хонды», трудно выдержать, и Кец наконец замечает:
– Похоже, он выбирает один тип жертв.
– Я не такая, как Шерил.
– Некоторые люди считают тебя убийцей. Они ошибаются, мы обе это знаем. Но для него это несет некий смысл.
– Я хочу остановиться и купить подменный телефон. Этим мы пользоваться не можем. Мне нужно проверить, как там Сэм и дети.
– Нет.
– Мне это нужно.
– Ты знаешь, что он наблюдает за нами.
– Сейчас нас нельзя отследить, если только не взломать систему АНБ
[11].
– А может быть, он ее и взломал, ты подумала об этом? Черт, я не знаю, чем эти люди занимаются в свободное время, и ты тоже не знаешь. Если его недооценить, мы проиграем.
Я хочу заспорить, но Кеция не настолько ошибается, чтобы я оказалась права. Такое ощущение, будто нас запустили в космос в этой крошечной жестянке, мчащейся сквозь тьму. Далеко от дома, от безопасности, от тепла.
– Ты беспокоишься за детей, – говорит она уже мягче. – Я знаю. Но с ними Сэм, он их не бросит. Ты это знаешь.
– Знаю, – вздыхаю я. – Но я их мать.
– И ты делаешь самое лучшее, что можешь сделать. Уводишь опасность прочь.
Кеция протягивает руку и включает радио. Динамик звучит хрипловато, с помехами, но она находит местную станцию, и мы некоторое время молча слушаем музыку.
Не знаю, в какой момент я засыпаю, но, проснувшись, обнаруживаю, что мы уже в ином климате – более теплом и влажном. Ландшафт здесь более плоский. Солнце восходит слева от нас.
– Доброе утро, – говорит Кец и зевает. Потягивается, не отпуская руль. – На следующей стоянке для дальнобоев я остановлюсь – нужно заправить машину, выпить кофе и сходить в туалет. Не хочешь после этого сесть за руль?
– Я поведу, – отвечаю. – Где мы?
– В Северной Каролине, только что проехали границу. Требуется еще несколько часов, чтобы доехать туда, куда мы направляемся.
Я проверяю карту на телефоне и вижу нашу цель. Отмеченная точка называется Сала-Пойнт и представляет собой действительно всего лишь точку на карте. «К черту», – думаю я. Он предоставил мне телефон с выходом в Интернет, так что я этим воспользуюсь. Провожу поиск по округе Сала-Пойнт и набредаю на небольшую историю. Этот район не представляет собой ничего особенного – глухой, депрессивный, как и изрядная часть Юга, только несколько более сырой. Рыболовецкий промысел пришел в упадок в середине 1990-х годов, да так и не возобновился. Основным местным предприятием был консервный завод, закрывшийся тогда же, и пара фабрик по производству стекла и керамики, которые едва-едва держатся. Поиск по фотографиям демонстрирует в основном снимки антикварной лавки – как и в большинстве мелких поселений, – в которой много южной ностальгии и мало подлинных ценностей. Заведения быстрого питания – «Соник» и «Дэйри Куин». Местный универмаг. Все, как обычно.
На последней странице я нахожу фото маяка, одиноко стоящего на берегу подковообразного залива, и краткую, сжатую историю этого маяка. Судя по всему, это историческое здание, а также частная резиденция. Гавань, которую он некогда озарял своим светом – хотя свидетельств того, что маяк до сих пор работает, нет, – именуется Кулли-бэй, но в статье отмечено, что у этого залива было и другое прозвище. Возникло оно из-за легенды о том, что охотники за корабельными сокровищами некогда выключали лампу на маяке, чтобы можно было безнаказанно грабить корабли, севшие на камни.
Хартбрейк-бэй, Скорбный залив.
– Зачем он хочет заманить нас туда? – спрашиваю я у Кец. Она пожимает плечами. – Это не может быть его домом. Он не настолько глуп.
Экран у телефона, которым этот человек снабдил меня, настолько маленький, что приходится напрягать глаза, чтобы что-то разобрать. Но я все равно ищу что-то, связанное с Сала-Пойнт, любые примечательные события. И набредаю на золотую жилу. Мой резкий вдох заставляет Кецию встревоженно оглянуться на меня.
– Что такое?
Я делаю глоток воды, чтобы увлажнить внезапно пересохший рот.
– Первый поисковый результат по этому месту – история похищения и убийства. Примерно десять лет назад. Была похищена одиннадцатилетняя девочка по имени Клара Уотсон, а ее старшего брата Джонатана серьезно ранили, и он едва не умер. У него были серьезные травмы, а ее труп обнаружили несколько месяцев спустя в соляном болоте.
– Господи… – шепчет Кец. – Его нашли?
– Убийцу? – Я пролистываю записи, потом щелкаю по ссылке и читаю результат. – Согласно последним сведениям – нет. Дело осталось нераскрытым.
– Это должно что-то значить, – говорит она. – Ее брат еще жив?
– Кажется, да. Мать девочки умерла год спустя после этого события, а отец покончил с собой еще через год. Когда это началось, мальчику было семнадцать лет. Есть упоминание о том, что он оправился от травмы. Ничего больше.
Но я понимаю, что ошиблась. Когда я ввожу в строку поиска «Джонатан Уотсон» и «Сала-Пойнт», то вижу статью с выдержкой из биографии. Смерть его сестры упоминается одной строкой и именуется «трагедией». Семейство Уотсонов владело большим консервным заводом возле Хартбрейк-бэй, закрывшимся в конце 90-х годов двадцатого века. Потеря одного ребенка и серьезная травма другого подкосили семью; еще больше ее подкосила смерть одного из родителей и самоубийство второго. Вдобавок они все потеряли во время краха рыбной промышленности, который погубил большинство предприятий в их округе.
