– Ты знаешь, – возражает он. – Ты будешь знать, когда придешь туда.
Я не удивляюсь, обнаружив, что коридор освещен. Конечно же, Джонатан проследил за тем, чтобы завод продолжал снабжаться электроэнергией.
Он контролирует все в здании – вероятно, из той комнаты, где сейчас прячется. Мы играем в прятки.
– Что ты предпочтешь: быть богатой или бедной?
– Ни то, ни другое, – отвечаю я. – Просто не бояться.
– Это так не работает. Есть только два варианта.
– Вот почему это игра неправильная, – говорю я ему. – Потому что люди – небинарные существа. Мы сложные. Мы небезупречные. Мы…
Я умолкаю, потому что в коридоре обнаруживаются три двери, все по левую руку от меня. Двери закрыты. В каждой двери есть стеклянное окно, но когда я направляюсь к средней двери, то обнаруживаю, что все они закрыты жалюзи с той стороны. Нет никакого способа определить, что находится внутри.
– Три двери, – говорит он. – Три варианта. Две комнаты пусты.
– А что в третьей?
– Тигр, который ничего не ел несколько месяцев.
Я знаю эту логическую загадку. Тигр, который ничего не ел несколько месяцев, мертв. Значит, не важно, какую дверь я открою.
Поэтому я делаю это последовательно.
За первой дверью обнаруживается кабинет с пустым столом, двумя каталожными шкафчиками и офисным креслом.
Здесь зловеще чисто, как будто кабинет ждет прибытия нового сотрудника.
За второй дверью я нахожу то же самое.
В третьей комнате держали монстра, но, как и обещает загадка, этот монстр больше не опасен. Я смотрю на старый высохший труп. Не могу определить, к какой расе и даже к какому полу он принадлежал; от него осталась только ломкая кожа, обтянувшая кости, и свисающий с черепа скальп. В комнате чувствуется смрад; ковер, впитавший продукты разложения, похож на грязную посудную губку. С первого взгляда даже непонятно, отчего умер этот человек – конечности у него, в отличие от Шерил, все на месте. Труп прикован наручниками к толстой скобе, привинченной к полу.
Я ничего не говорю, просто отступаю назад и закрываю дверь. Бестелесный голос Джонатана спрашивает:
– Ты хочешь знать?
– Просто скажи мне, где ты. Давай покончим с этим.
– Этот человек похищал юных девушек, некоторые едва достигли подросткового возраста. Он насиловал и убивал их, а потом звонил их близким и насмехался над ними, – говорит Джонатан. – Я дал ему выбор: умереть от голода или отгрызть собственную руку, словно животное, попавшее в капкан. Он выбрал смерть от голода.
Я поднимаю голову и вижу крошечный, словно бусина, глазок камеры, приткнувшийся в верхнем углу коридора.
– Меня не интересуют твои оправдания.
– Эти люди не были безвестными, – продолжает он. – Если б полиция трудилась усерднее, то могла бы сложить картину. Могла бы остановить их, но не остановила. Однажды его даже судили. Он был арестован за попытку похищения. Но дело было прекращено.
– Ты – не всезнающий бог. Ты мог ошибиться.
– Я позволил им сказать, кто они такие. Что они сделали. Что они способны сделать дальше. – Его голос, конечно же, звучит спокойно. Уверенно. – То, что ты сделала, говорит мне о том, кто ты такая, Джина. Если хочешь найти меня, иди теперь налево.
– А ты продолжишь рассказывать мне свои истории? Потому что я предпочту умереть, чем слушать их.
– Иди влево.
Я направляюсь в другой конец коридора. Снова безликие двери с окошками, закрытыми жалюзи. Три двери.
– Ты хотя бы нашел его? – спрашиваю я.
– Кого?
– Того, кто убил твою сестру.
Следует очень долгая пауза. Я жалею о том, что не могу видеть его, как он видит меня. Мне хотелось бы лучше понять его, потому что тогда я буду знать, как остановить его.
– Три двери, – говорит он. – Выбери одну. Я дам тебе подсказку. Я за одной из них.
Я невольно меняю позу, готовясь к сражению. Яростный холодный ветер овевает меня. «Он будет вооружен», – думаю я. Мой револьвер все еще лежит в кобуре, пристегнутой к лодыжке; я наклоняюсь и достаю его. В нем один патрон, и мне нужно сделать так, чтобы пуля из него оказалась решающей.
Начинаю с дальней левой двери. Пустой кабинет. Как и за средней.
Пинком отворяю последнюю дверь, разбивая стекло, жалюзи отлетают в сторону, и я прыгаю вперед, пока осколки стекла продолжают осыпаться из рамы, словно острые льдинки. Мои руки не дрожат. Я стреляю ему в лицо. Прямо в лоб.
Он даже не моргает. Раздается стеклянный треск. Джонатан поднимает кружку и пьет из нее, и сквозь тошнотворное чувство дезориентации я понимаю, что выстрелила в огромный плоский телевизионный экран. Телевизор все еще работает, несмотря на то, что я всадила в него пулю. Джонатан делает еще глоток, глядя на меня холодными пустыми глазами.
– Я не лгал, – говорит он. – Я здесь. Это единственное место в этом здании, где ты можешь найти меня, Джина. Здесь еще двадцать одна комната. Ты можешь заглянуть в каждую из них. И пока ты это делаешь, я буду говорить тебе, почему. И ты согласишься со мной. Они все заслужили это. Каждый из них.
Я кричу в экран. Ничего не могу с этим поделать – я испытываю дикий приступ гнева, такой сильный, что внутри у меня что-то лопается. Я не могу облечь это в слова. Я не могу дотянуться до этого человека. Я не могу остановить его.
Он – призрак. А это – просто его склеп.
И тогда я слышу голос Кеции. Он звучит не здесь, рядом со мной, он доносится с экрана:
– Гвен, беги, он чокнутый, он забрал меня на…
Джонатан резко поворачивает голову влево, а затем изображение и звук пропадают прежде, чем она успевает закончить фразу.
Он схватил Кец.
Я не иду в другие комнаты. Я не хочу видеть выставку его «правосудия». Я с трудом цепляюсь за остатки своей личности.
Мне нужно найти Кец.
И покончить со всем этим.
* * *
Я протискиваюсь под застрявшими в считаных дюймах от пола воротами разгрузочной зоны и бегу через разбитую, покрытую выбоинами парковку. «Хонда» все еще стоит по другую сторону ограды, и я пролезаю в вырытый Кецией подкоп; край ограждения оставляет на моем лице царапины, которые я едва ощущаю. Я открываю багажник и хватаю другой пистолет – полуавтоматический «Смит-Вессон» Кеции, заряженный и готовый к бою, – и вижу среди вещей еще один нож. Беру его, запасной магазин и захлопываю багажник.
Есть только два варианта: дом его семьи и маяк. Я выбираю дом, поскольку до него ближе.
Должно быть, когда-то это место было красивым. Теперь здание изрядно пострадало от непогоды, наполовину сгорело и разрушается под воздействием морских ветров и времени. Входная дверь зияет черным обугленным провалом. Я вхожу внутрь и иду по коридору, ведущему в левую, уцелевшую часть дома.
