Но здесь хватало и нацистской агентуры, различных организаций, созданных германскими спецслужбами. Теперь они подыгрывали советским партнерам. Помогали оказывать давление на местных политиков и общественных деятелей, распространять слухи, будоражащие народ. Хотя при этом русские и германские коллеги преследовали собственные интересы. Немцы старались внедрить своих шпионов в ряды коммунистических и прочих «просоветских» активистов — чтобы при будущих переменах они заняли ответственные посты. Через ОУН создавались новые сети на Западной Украине, в Белоруссии. В Москву ехали немецкие торговые делегации — с ними тоже прибывали разведчики.
Но и русские в долгу не оставались, внедряли агентов в массу прибалтийских репатриантов, вывозимых в Германию. Уж такая специфика спецслужб. С одной стороны, следовало закреплять сближение. Но и пользоваться сближением. Некоторых шпионов вычисляли, арестовывали — и гестапо, и НКВД. Но отношений между двумя державами это не омрачало. Опять же, такая специфика. А кто попался — что ж, сам виноват, все равно теперь не вернешь…
В Берлин после заключения советско-германского пакта прибыл новый посол Алексей Шварцев. Под видом секретаря посольства с ним приехал и резидент Амаяк Кобулов, доверенное лицо Берии. Вскоре в составе посольства появился один из лучших разведчков, Александр Коротков. Он сумел заново наладить оборвавшиеся контакты с группами Шульце-Бойзена и Харнака. Восстанавливались связи и с другими агентами, оставшимися в Германии.
Но попытка создать в Берлине еще одну, нелегальную резидентуру кончилась провалом. Для этого в потоке прибалтийских репатриантов были направлены Мария, Эгон и Вильгельм Фитингоф (они же Мария Шульц, Эгон Альтманн и Вильгельм Оберрайтер). Им ставилась задача приобрести недорогой отель, который и станет «крышей» советской разведки. Но эту группу подвел чрезмерный «темперамент» руководительницы, Марии. По легенде она значилась женой «старшего брата», Эгона, но сожительстовала с обоими. А когда Вильгельм по дороге в Германию завязал роман с немкой-попутчицей, грубо разорвала их отношения. Попутчица в порыве ревности донесла о странной тройке, где «жена» считает двоих братьев своими «мужьями» и распоряжается ими. Вильгельма арестовали, и он раскололся. Следом взяли Марию с Эгоном.
Вильгельма гестапо перевербовало, рассчитывало через него выйти на других русских агентов. А чтобы скрыть арест, объявили, будто Марию скрутил приступ аппендицита. Под ее именем в больницу Роберта Коха положили сотрудницу контрразведки. Но для этой маскировки потребовалось хотя бы в минимальном объеме проинформировать двух докторов. А один из них, старший врач больницы, как открылось позже, состоял в группе Шульце-Бойзена. Наша разведка узнала о провале и на контакты с этой группой не вышла. Мария не сказала в гестапо ни слова и была казнена. Эгон на допросах сломался, получил помилование и был заключен в концлагерь. А Вильгельма гестапо отправило в оккупированные страны, использовало в качестве мелкого агента-провокатора.
Начало Второй мировой войны вносило в работу разведок новые сложности и поправки. Фирма «Форин экселент тренчкоатс компани», созданная в Брюсселе Леопольдом Треппером, вынуждена была прекратить свою деятельность. Границы закрылись или стали фронтами, морские перевозки нарушились. Ни о какой экспортной торговле одеждой говорить в таких условиях не приходилось. Прервалась связь с группами в скандинавских странах — и Центр переподчинил их резидентуре в Стокгольме. Вдобавок самого Треппера взяла под наблюдение бельгийская полиция. Как уже отмечалось, для быстрого развертывания организации он воспользовался помощью местной компартии. Полиция, конечно же, знала, что коммунисты так или иначе связаны с СССР. А Советский Союз в данный период стал фактическим союзником Германии. То есть потенциальным противником Бельгии.
Поэтому Треппер предпочел свернуть дела. Для работы в Брюсселе он оставил группы Макарова («Аламо») и Гуревича-Сукулова («Кента»), а сам перебрался в Париж. С французской компартией он также имел контакты, но они не были «засвечены». Во Франции Треппер создал новую «крышу», фирму «Симэкс» по продаже стройматериалов. А чтобы упрочить положение бельгийской агентуры, организовал дочернюю компанию «Симэксо», ее директором стал Сукулов — «Кент». Фирма процветала — французы наращивали укрепления линии Мажино, бельгийцы тоже усиливали пограничную оборону, заказов появилось множество. И информации тоже.
Правда, Центр продолжал разыскивать осколки прежних разгромленных структур разведки, и получилось так, что на организацию Треппера, и без того уже громоздкую, замкнули еще и самостоятельную группу капитана Ефремова. А кроме того, после отзыва Марии Поляковой во Франции осталась группа Генри Робинсона, в Германии — супруги Мюллер и Агнесса Циммерман. Некоторое время они поддерживали связь через Швейцарию. Но с началом войны Швейцария закрыла границы, ужесточила контроль въезда в страну. Поэтому Робинсона также переподчинили Трепперу. А германских агентов передали в ведение берлинской резидентуры.
Увы, в налаживании агентурных сетей сказался еще один серьезнейший фактор. В то время в советской разведке (и не только в разведке, но даже в вооруженных силах!) действовала установка, что пользоваться радиосвязью можно лишь в крайнем случае. По опыту Первой мировой войны считалось, что любая радиопередача может быть перехвачена, и делался вывод — безопаснее обходиться другими средствами. Впрочем, в мирное время радиосвязь вроде бы и не требовалась. Существовали более надежные каналы передачи информации — системы «почтовых ящиков», цепочки курьеров, ведущие к «легальным резидентурам» в посольствах и торгпредствах.
Но сейчас в Швейцарии, закрывшей границы, как раз и наступил крайний случай. Там действовала группа Шандора Радо, раньше она передавала материалы через парижскую резидентуру, а к переходу на радиосвязь оказалась не готова. Передатчик ей забросить успели, можно было собрать еще несколько — Радо завербовал супругов Хаммель, владельцев радиомастерской. Но не имелось ни шифров, ни специалистов для шифрования и работы на ключе.
Чтобы выправить прокол, пришлось нарушать правила конспирации. Центр передал адрес Радо двум агентам, имевшим радиосвязь. Одной из них была Урсула Хамбургер («Соня»). Она потеряла мужа-разведчика, арестованного в Америке, жила в Швейцарии с двумя детьми и создала маленькую группу — в нее входили два англичанина, бывших испанских интернационалиста: Леон Бертон («Джон») и Александр Фут («Джим»). За Бертона она вышла замуж, обоих обучила специальности радистов, и к началу Второй мировой ее передатчик оказался единственным действующим в Швейцарии. Получив приказ Центра, она связалась с Радо и вместе с подчиненными англичанами стала тренировать чету Хаммелей для работы с передатчиком.
Координаты Радо были переданы и в Бельгию Сукулову («Кенту»). Несмотря на пограничные трудности, он сумел приехать в Женеву под видом деловой командировки. Привез шифры и провел с Радо несколько уроков по кодированию текстов. Но… быстро доставить в Западную Европу новые шифры было затруднительно. А события торопили. Поэтому опять пришлось пойти на нарушения элементарных правил конспирации. Сукулов привез в Швейцарию свои шифры. У резидентур Радо и Треппера они оказались общими (кроме передатчика «Сони», у нее остался другой).
